ОКРЕСТНОСТИ ПЕТЕРБУРГА. История Корельской (Кексгольмской) епархии.

КОРЕЛЬСКАЯ И ЛАДОЖСКАЯ ЕПАРХИЯ (1685—1758)
Возобновление Корельской епархии — в качестве новгородского викариатства
Епископ Леонтий (1685—1690)
Корельская епархия в последние годы шведского владычества в Карелии (1685—1710)
Епископ Иоиль (Вязьмитин; 1708—1712)
Церковное управление новозавоёванными шведскими территориями
Епископ Аарон (Еропкин; 1714—1723, 1728—1730)
Епископ Иоаким (1723—1725)
Архиепископ Иосиф (1734—1740)
Епископ Маркелл (Родышевский; 10 января — 29 ноября 1742 г.)

КОРЕЛЬСКАЯ И ЛАДОЖСКАЯ ЕПАРХИЯ (1685—1758)

Возобновление Корельской епархии — в качестве новгородского викариатства
“Война за веру” (как принято называть русско-шведскую войну 1656—1658 гг.) с полной очевидностью показала, что проводимая в течение 40 лет политика “мягкой” лютеранизации потерпела неудачу. В одном из донесений шведскому правительству, датированном 15 июня 1656 г., сообщалось, что “православное население Ингерманландии и Кексгольмского уезда присоединяется к русским и ведет себя весьма жестоко, сжигает дворянские имения, церкви, усадьбы, церковные помещения и убивает тех, кто не желает креститься заново и не присягает великому государю”¹³². После этих событий в отместку был предпринят целый ряд карательных мер. Необыкновенную энергию в деле искоренения православия в Карелии развил епископ Ю. Гецелиус Младший. Но и ему в 1684 г. пришлось признать: “...результат наших больших усилий и расходов был почти ничтожным”¹³³. Потому, видимо, около 1683 г. была закрыта и славянская типография в Стокгольме ¹³⁴.
Заметное ослабление нажима на православных подданных шведского короля с начала 1680-х гг., по нашему мнению, не просто знаменовало возвращение к прежней тактике постепенной лютеранизации, а являлось попыткой по-новому построить отношения государства со своими иноверными налогоплательщиками. Обуславливалось это рядом причин, и прежде всего — бедственным финансовым положением страны. Казна значительно теряла как из-за убыли податного населения Карелии в результате религиозных притеснений и войн, так и в связи с тем, что “около 60% всей территории Финляндии было роздано дворянам”¹³⁵. В 1680 г. в Швеции приступили к “большой редукции” — заканчивалась эпоха поместного землевладения, когда за военную службу щедро награждали чинами, титулами и землями. Наконец, без смягчения конфессиональной политики в Карелии немыслимо было наладить взаимоотношения с Россией.
Эти новые веяния в полной мере выявились в 1684 г. в Москве, где со 2 по 22 мая проходили очередные русско-шведские переговоры. Предыдущие встречи 1674 и 1676 гг. оставили немало неурегулированных проблем. В России тем временем сменилась власть. С 1682 г. царями стали Иоанн и Петр Алексеевичи, а фактической правительницей — их сестра Софья, выступавшая как поборница православия. Необходимо было ратифицировать Кардисский (1661 г.) и Плюсский (1666 г.) договоры. Готовность шведов пойти на новые уступки не вызывала сомнений.
В результате в Московском договоре 1684 г. был выделен особый раздел “О свободном отправлении греко-российского исповедания в Ревеле, в Ижерской земле и в Корелах”. Шведская сторона в очередной раз была поставлена в известность, что православным в этих землях “чинится тягость”, они “терпят великую нужду и гонение в своей вере”. Как и прежде, королевские послы сослались на полную неосведомленность и пообещали эти притеснения “отставить и исправить” положение дел ¹³⁶.
Через несколько дней после окончания переговоров, 4 июня, в Приказ Большой казны отсылается документ, именуемый “памятью”, — в подтверждение достигнутых соглашений. В нем особо отмечалось, что “в Ыжерской и Корельской землях благочестивой християнской веры греческого закона жителем в вере утеснение и гонение чинилось”, но “о том ныне договорено и постановлено <...> впредь то оставить и утеснения никакова не чинить”¹³⁷.
Проходит год — и в 1685 г. “по соглашению русского и шведского правительства”¹³⁸ возобновляется Корельская епархия — теперь уже совершенно бесспорно со статусом викариатства. Местопребыванием нового архиерея стал не шведский Кексгольм, а, судя по всему, с самого начала — Новгород. Несколько изменилось титулование. Вместо крепости Орешек-Нотебург, захваченной шведами, было решено внести в титул название древней столицы Руси — Ладоги. Этот город подвергся в Смутное время жестокому разорению, но он находился на русской территории, причем по соседству с завоеванными Швецией Ижорской землей и Карелией, православные жители которых и являлись основной паствой новообразованного викариатства.
Необходимость иметь новгородскому митрополиту помощника, коадъютора, в чье ведение входило бы попечение о карельских приходах, была очевидна: слишком уж обширна его епархия и сопряжен со многими неудобствами и сложностями надзор за ее зарубежными окраинами. Однако немаловажной причиной образования викариатства были, видимо, и обстоятельства, связанные с личностью его первого главы — преосвященного Леонтия.

Епископ Леонтий (1685—1690)
Обыкновенно с управления Корельской епархией архиерейское служение ее владык только начиналось. Для епископа Леонтия это назначение, напротив, оказалось понижением в должности и наказанием.
До своей хиротонии он был игуменом Галицкого Авраамиева монастыря, а 25 или 26 марта 1682 г. стал первым епископом Тамбовским и Козловским при учреждении этой епархии ¹³⁹. Известно, что преосвященный Леонтий находился в Москве в марте — июне 1682 г. и участвовал в погребении царя Феодора Алексеевича и в торжествах по случаю венчания на царство Иоанна и Петра Алексеевичей. С самого начала епископ Леонтий проявил себя как дальновидный просветитель: он привез с собой из столицы в Тамбов и посвятил в диаконы молодого ученого монаха Палладия (Роговского), впоследствии игумена, первого русского доктора богословия и философии ¹⁴⁰.
В конце 1684 г. тамбовский владыка был “за некоторые вины” отрешен от управления своей епархией и в 1685 г. послан к новгородскому митрополиту Корнилию (1674—1695) “ради послушания и ставленников”¹⁴¹. Не совсем ясно, как точно определялись при этом статус и положение опального архиерея, но не исключено, что само викариатство как церковно-административное образование, бывшее тогда в новинку, создавалось в какой-то мере “под епископа Леонтия”, которого надо было куда-нибудь пристроить. Новгородский же архипастырь в тот период по негласной духовной “табели о рангах” своим влиянием порой превосходил даже патриарха.
Однако через 5 лет, в 1690 г., судьба преосвященного Леонтия вновь круто изменилась: “за ослушание и крамолы” (можно только предполагать, за какие именно) он был отправлен к митрополиту Суздальскому Илариону, — по одним сообщениям, викарным помощником, по другим — просто под надзор. Иларион донес об этом государю. “Созвали собор, и епископ Леонтий был осужден на неисходное жительство в Спасо-Евфимиевом монастыре” г. Суздаля ¹⁴². Никаких сведений о том, что же именно вменялось в вину первому епископу Корельскому и Ладожскому, до нас не дошло. Но если вспомнить судьбу близкого ему по духу иеродиакона Палладия (Роговского), который через два года после того, как расстался с Леонтием, на 12 лет покинул Россию
и обучался в иезуитских и униатских школах, то можно предположить, что и епископ Леонтий мучился над решением каких-то богословских вопросов и его мнения не совпадали с официально принятыми. Тем более, что жил он в эпоху, когда реформы патриарха Никона, терзая религиозную совесть людей, “раскололи” верующую Россию надвое.
К сожалению, о деятельности преосвященного Леонтия в новгородский период его жизни почти ничего неизвестно: о нем вообще не сохранилось никаких документальных сведений, помимо вышеупомянутых. Потому, наверное, существует и иная версия его жизненного пути. По данным академика П. М. Строева, он сразу же по отрешении от Тамбовской епархии был сослан в Спасо-Евфимиев монастырь, где проживал еще в 1707 г.¹⁴³ Это суждение, следовательно, не признает самого факта учреждения Корельского викариатства в 1685 г., а относит его к 1708 г.¹⁴⁴, что противоречит свидетельствам целого ряда исторических источников.
Следует добавить, что, когда преосвященный Леонтий проживал в Суздале в монастыре, его не раз приглашали на свидетельствование мощей новопрославляемых святых и чудес, совершающихся от них ¹⁴⁵, что говорит о несомненной авторитетности владыки в церковно-канонических делах. Да и будучи епископом Корельским и Ладожским, он “в 1687 г., по воле патриарха Иоа-кима, свидетельствовал чудеса от мощей Никандра, Псковского чудотворца...”¹⁴⁶.

Корельская епархия в последние годы шведского владычества в Карелии (1685—1710)
Вероятно, в связи с возобновлением Корельской епархии была усилена деятельность по налаживанию и поддержанию церковноприходской жизни на территории бывшего Корельского уезда. В 1686 г. митрополит Новгородский Корнилий и его предшественник на этой кафедре, в то время уже патриарх, Иоаким (Савелов), обменялись грамотами, в которых обсуждались новые обращения православных жителей Швеции к епархиальным властям. Как и прежние патриархи, Иоаким благословлял и строительство церквей с выдачей благословенных грамот, антиминсов и святого мира, и назначение церковно- и священнослужителей ¹⁴⁷.
Митрополит Корнилий пошел и дальше. 26 августа 1689 г. он писал патриарху о том, как осуществляется надзор за паствой, оказавшейся за польскими и шведскими рубежами, в том числе проживающей в Кексгольмском наместничестве. Обеспокоенный проникновением в шведскую Карелию расколоучителей, он наделял новопоставленных священников служебниками и требниками исправленной печати и выдавал им особые “указы” - инструкции, как ограждать прихожан от влияния раскольников. В то же время новгородский владыка предполагал, что и сами зарубежные священники могут склоняться к защите “старого обряда”, а то и оказаться активными проповедниками раскола, бежавшими из России за границу.
Он просил разрешения направить своего ставленника-благочинного в города, отошедшие к Швеции. Благословение на такую инспекторскую поездку вскоре было получено. Патриарх Иоаким в своей грамоте от 30 августа призывал Корнилия послать “от освященного чину благочинного и доброжителного и искусна мужа, и тамошняго корелского языка знающа, тайно”, с тем чтобы выяснить, есть ли ставленные грамоты у священников, как совершаются ими службы, нет ли в приходах раскольников. Правда, патриарх особо подчеркнул, что тайный епархиальный эмиссар должен “людей учити любовно, а не властию, и досаждения им не учинить...”¹⁴⁸.
Опасность распространения старообрядчества в шведской Карелии была, однако, невелика. Небольшие скиты образовывались главным образом в Задней Кореле (той части древнего Корельского уезда, что ныне находится в составе Республики Карелия и Финляндии), особенно в лесах бывшего Иломанского погоста. Но следует сказать, что немногочисленные группы раскольников больше страдали не от православных причтов, а от шведских чиновников, которые не могли мириться с неуважительным отношением приверженцев “древлего благочестия” к государственной власти, их отказом платить подати и т. д.
В эти же годы продолжалось давление лютеранского духовенства на православных. Им запрещали строить новые церкви, однако, судя по некоторым данным, не препятствовали возводить часовни — их было построено немало на месте разоренных шведами храмов ¹⁴⁹. Вскоре после учреждения Корельской и Ладожской епархии, в 1686 г., епископ Гецелиус обращается к финно-язычному населению Карелии и Ингерманландии с увещанием и призывом переходить в лютеранскую веру ¹⁵⁰. Одновременно то и дело вновь предлагались и более крутые меры. Особенно непримиримую позицию занимал другой выборгский епископ, Лаурбехиус. В 1698 г. он представил в высшие инстанции проект полного искоренения православия в Финляндии, запрещавший там проживать его священнослужителям. Ратовал он якобы за оздоровление нации, ибо “при русских церквах будто бы практиковалось пьянство и лютеране посещали сии церкви”¹⁵¹.
Однако времена изменились и такие радикальные планы уже не находили поддержки у верховной власти. Карл XII, правивший с 1697 по 1718 год, в особых посланиях 1701 и 1702 гг. запрещал употребление угроз и насилия по отношению к своим православным подданным и призывал консисторских служителей “мягко” и “чинно” обращать их в лютеранскую веру ¹⁵². Шведский король проявлял политическую мудрость, не желая лишний раз раздражать своего русского соседа даже во время начавшейся Северной войны, события которой, кстати сказать, весьма способствовали подъему националистических, антиправославных настроений на территории королевства (войну эту в финляндской историографии принято называть “периодом большого зла”).

Епископ Иоиль (Вязьмитин; 1708—1712)
После перемещения Леонтия в Суздаль Корельское викариатство в течение 18 лет оставалось без своего владыки. Назначен он был только в январе 1708 г., незадолго до возвращения в состав Российского государства основной территории, в пределах которой размещалась епархия на рубеже XVI—XVII вв., с городом Корелой-Кексгольмом, а также с новозавоеванным Выборгом.
Необходимость церковного устроения этих земель и была основной причиной нового возрождения викариатства. Как уже упоминалось, по данным академика П. М. Строева, сама Корель-ская и Ладожская кафедра была учреждена только в начале 1708 г., а Иоиль был первым ее епископом ¹⁵³. Вероятно, этот церковно-административный акт представлялся столь важным, что заслонил собой предшествовавший этап существования Корельского викариатства в 1685 — 1690 гг. Не случайно и сам Петр I, идя войной на Швецию, не ссылался прежде всего на экономическую потребность иметь выход в Балтику, а выдвигал религиозные обоснования своих действий. Он объявил, что поднял оружие на Карла XII “для освобождения ижорских и карельских христиан, оставивших, от насильства шведского, православную веру греческую и принявших закон люторский”¹⁵⁴.
Новгородской епархией в 1697—1716 гг. управлял митрополит Иов, — пожалуй, наиболее авторитетный в тот период иерарх Русской Церкви (начиная с 1700 г. и вплоть до 1917 г., как известно, патриархов уже не избирали), особенно прославившийся своей деятельностью по организации школ, приютов, больниц. Он пользовался большим расположением и уважением Петра I и уговорил его в конце 1707 г. назначить в свою обширную митрополию викарного епископа. С этого периода, к слову сказать, само понятие “викарий” и входит в употребление в России, хотя официально период назначения в большие митрополии и архиепископии помощников (“коадъюторов”) правящим архиереям начинается с 1698 г.¹⁵⁵ (Как видим, эта дата опять-таки игнорирует преосвященного Леонтия как епископа Корельского и Ладожского.)
По желанию Иова его викарием стал архимандрит Иоиль (Вязьмитин), известный своим благочестием и подвижнической жизнью, однако бывший уже в преклонных годах. Епископскую хиротонию он принял от местоблюстителя Патриаршего престола митрополита Стефана (Яворского) 18 января 1708 г.
О жизненном пути четвертого (по общему счету) корельского епископа сведений сохранилось совсем немного. Родился он в г. Вязьме Смоленской епархии, происходил из духовного звания. Женившись, он вскоре, по склонности к уединенной жизни, добровольно оставляет супругу и уходит в Нило-Столбенскую пустынь (на озере Селигер), где не ранее 1679 г. принимает постриг ¹⁵⁶. Здесь он был посвящен во иеромонаха и назначен казначеем. В начале мая 1693 г., после “трясовичной болезни”, о. Иоиль стал насельником Макариевского Унженского монастыря Костромской епархии, а в 1700 г. был произведен в архимандрита Новоторжского Борисоглебского монастыря. В следующем году о. Иоиля перемещают настоятелем в Новгородский Антониев монастырь и он избирается духовником митрополита Иова ¹⁵⁷.
По другим сведениям, он получил должность духовника гораздо раньше, еще будучи иеромонахом Нило-Столбенской пустыни. В середине 1690-х годов, с разрешения митрополита, о. Иоиль отправился странствовать по Северу России и в 1697 г. основал в Валдайском уезде Троицкую Рабежскую пустынь, в которой пребывал еще и 3 года спустя, занимаясь строительством деревянного храма ¹⁵⁸.
Иногда сообщается о том, что первоначально, при посвящении, Иоиль был наречен епископом Ладожским, а “потом переименован Корельским и Ладожским”¹⁵⁹. Если это действительный факт, то он свидетельствует о том, что при назначении новгородскому митрополиту викария в 1708 г. номинальным центром его епархии мыслилась находившаяся на русской территории Старая Ладога. И только, видимо, после взятия Кексгольма в сентябре 1710 г. вернулись к уже существовавшему с 1685 г. наименованию викариатства — по названию Корелы-Кексгольма.
Епископ Иоиль проживал, как и прежде, в свою бытность архимандритом-настоятелем Антониева монастыря, в этой же обители. Несмотря на преклонный возраст, он деятельно помогал Иову в управлении митрополией. Известно, что в его ведении было рукоположение во диаконы и священники и другие так называемые “ставленнические дела”¹⁶⁰. Предчувствуя свою кончину, преосвященный Иоиль составил духовное завещание, в котором вверял свое детище, Рабежскую пустынь, попечению архимандрита Аарона (Еропкина), — как оказалось, своего преемника и по архипастырскому служению.
Скончался Иоиль во втором часу ночи 17 июня (по другим сведениям — 16 июня) 1712 г. и был погребен митрополитом Иовом в притворе соборной церкви Антониева монастыря ¹⁶¹. Тот поделился своим горем с адмиралом Ф. М. Апраксиным, которому писал, что лишился “истиннаго в Дусе Всесвятем отца своего, господина пресветлейшаго епископа Иоиля: зверь бо лют и немилостивый снеде его долгом всех общия смерти...”¹⁶².

Церковное управление новозавоёванными шведскими территориями
В начале 1708 г., вскоре после того как принял хиротонию Иоиль, у митрополита Иова неожиданно для него самого появился еще один помощник в управлении епархией — его бывший любимец и протеже архимандрит Варлаамо-Хутынского монастыря Феодосии (Яновский; 1674 или 1675—1726), впоследствии один из самых знаменитых иерархов Петровской эпохи.
Владыка отправил его в Москву за типографией Симеона Полоцкого. Там Феодосии увиделся с государем, ранее, в 1704 г., уже имевшим случай познакомиться с даровитым архимандритом и благоволившим к нему. Петр назначает о. Феодосия “духовным судиею” в присоединенных к России городах: Ямбурге, Нарве, Копорье, Шлиссельбурге, строящемся Петербурге. Таким образом хутынский игумен как бы вступил в права епархиального начальника значительной церковной области, хотя и не имел архиерейского сана.
Новгородскому владыке предлагалось, желает он того или нет, благословить своего архимандрита на новое служение. При этом митрополит Иов, всегда проявлявший большую заботу о церковном устроении новозавоеванных шведских территорий, дал своему петербургскому наместнику обстоятельную инструкцию (“наказ”), датированную 6 марта 1708 г. Тому надлежало развернуть широкое строительство храмов и монастырей во вверенном ему крае и организовать надзор за новыми причтами и паствой, назначив благочинных (так называемых “закащиков”) над духовенством и производя “по делам и донесениям их суд и расправу”. Феодосии возвратился в Новгород только в 1711 г., а уже в начале следующего года был снова вызван на служение в северную столицу и окончательно обосновался в ней ¹⁶³.
Еще в июле 1710 г. положив основание монастырю “Живоначальныя Троицы и Святаго благовернаго князя Александра Невскаго”¹⁶⁴, архимандрит Феодосии, назначенный его строителем, вскоре учредил при обители особую канцелярию, ставшую главным административным органом новой церковной области. С образованием 25 января 1721 г. Священного Синода (его торжественное открытие состоялось 14 февраля) и назначением Феодосия архиепископом Великоновгородским и Великолуцким (наречен 1 января, хиротонисан — 22-го) этот край был вовсе отделен от Новгородской митрополии и в документах официально именовался “С.-Петербургской епархией Святейшего Синода”, или “Синодальной областью”. Тогда же, 17 апреля, учредили новый административный орган — Тиунское (судное) Духовное правление под ведением Св. Синода — “для управления церковных дел по С.-Петербургу и новозавоеванным городам”¹⁶⁵. Оно было закрыто 13 декабря 1727 г., и надзор по духовному благочинию осуществлялся через канцелярию Св. Синода. Но уже в 1730 г. основали С.-Петербургское Духовное правление, а еще через 12 лет учредили С.-Петербургскую епархию, в состав которой вошла и территория Старой Финляндии. Управление церковными делами осуществлялось через Духовную консисторию, образованную в 1744 г.¹⁶⁶
Интересно, что Кексгольм не сразу после того, как 8 сентября 1710г. его взяли русские войска, был отнесен к Синодальной области, — вероятно, потому, что он хоть и номинально, но сохранял значение центра Корельского викариатства. Но вот в сентябре 1723 г. сам новгородский владыка Феодосии “представлял в Синод, чтобы <…> город Корела, или Кексгольм, по примеру подобных ему близких к С.-Петербургу городов: Шлиссельбурга, Выборга, Ямбурга и Копорья, — всякими духовными делами ведом был в Санкт-Петербургской Тиунской конторе”. Синодальное определение на это прошение последовало уже 2 октября ¹⁶⁷.
Как и в других покоренных шведских городах, в Кексгольме сразу же в одном из домов на территории Новой крепости (бывшем Спасском острове) была устроена временная гарнизонная церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы. Такое посвящение объяснялось тем, что город был взят генералом Р. В. Брюсом как раз в день этого двунадесятого праздника. Впрочем, очевидна и промыслительность самой победной хронологии: как известно, ближайший к Кореле-Кексгольму крупный ладожский монастырь на острове Коневец, до начала XVII в. владевший многими подворьями и целыми деревнями по всему Корельскому уезду, имел точно такое же церковное посвящение. Сразу же было решено переоборудовать под православный соборный храм каменную лютеранскую кирху, возведенную в 1692 г. (через 5 лет, в 1697 г., к ней шведы пристроили еще и колокольню).
Богослужения в обновленной церкви начались с 1716 г., и главной её святыней стала икона Нерукотворенного Спаса, — возможно, явленная, так как была обретена в лютеранской крепости при её захвате: на самом образе была начертана соответствующая надпись. (В 1910 г. приход с разрешения епархиального начальства благословил этой иконой лейб-гвардии Кексгольмский полк ко дню его 200-летнего юбилея, и она стала “особо чтимой полковой святыней”¹⁶⁸.) Финны-лютеране, оставшиеся в городе и проживавшие в его окрестностях, вынуждены были довольствоваться временным молебным домом, пока в 1759 г., в период настоятельства пастора Андреаса Вирениуса, не построили изящную деревянную кирху во имя Святого Андреаса (то есть Апостола Андрея Первозванного) по проекту архитектора Туомаса Суйкканена.
То же происходило и в других городах. В Выборге по личному распоряжению Петра I устроили временную Петропавловскую церковь, 8 октября 1710 г. ее освятил сам митрополит Иов. Через 22 года в городе уже была соборная церковь Рождества Христова с приделом Апостолов Петра и Павла. Под нее переоборудовали старинный католический костёл. Когда в 1738 г. храм сильно пострадал от пожара, императрица Анна Иоанновна пожаловала тысячу рублей на его восстановление ¹⁶⁹.
Вообще же, несмотря на возобновление старых церквей и монастырей и строительство новых, всё-таки кирх на новозавоеванных территориях было гораздо больше и лютеранское население преобладало. (Православные даже к середине XIX в. составляли лишь 2,5 процента от общего числа жителей Финляндии; правда, в Выборгской губернии — 11,4 процента ¹⁷⁰.)
Упрочивала такое положение вещей конфессиональная политика некоторых русских императоров начиная с Петра I. Формально он уравнял в правах обе церкви: лютеранскую и православную. Десятая статья Ништадтского мирного договора, заключенного 30 августа 1721 г., гласила: “Тако ж в таких уступленных землях не имеет никакое принуждение в совести введено быть; но паче евангелическая вера, кирха и школы и что к тому принадлежит, на таком основании, на каком при последнем свейском правительстве были оставлены и содержаны, однако ж во оных и вера греческого исповедания впредь тако ж свободно и без всякого помешательства отправлена быть может и имеет”¹⁷¹. Но, как известно, на деле российское правительство в продолжение всего XVIII в. подчас больше поддерживало протестантскую церковь в так называемой Старой Финляндии, чем свою православную. Да к тому же лютеранское духовенство, подчиняясь светским властям, пользовалось в своих действиях большей свободой, чем православные клиры.
Первоначально лютеранские пасторы оказались в ведении Св. Синода, ввиду того что епископские кафедры в Або (Турку) и Борго (Порвоо) были на шведской территории. Синод определял пасторов на места, причем позволял им совершать богослужения и по домам прихожан, что запрещалось православным священникам. При Анне Иоанновне лютеран прямо подчинили светскому начальству. В этот период даже возобновилась миссионерская пропаганда, нацеленная на обращение православных в лютеранскую веру. Так что спохватившимся правительством для предупреждения подобных происков 1 марта 1735 г. был издан специальный манифест “О возбранении духовным особам иностранных христианских вер обращать в оные русских подданных, какого бы закона они ни были, под опасением суда и наказания по законам”¹⁷².
Впоследствии стало ясно, что успех лютеранской миссии в XVIII—XIX вв. во многом зиждился на системе школьного образования, развернутой в крае на основе финско-шведской религиозной культуры, под сенью кирх. Русские церковноприходские и народные школы появляются здесь только начиная с периода реформ Александра II Освободителя — когда время было уже упущено. Так, к примеру, в Кексгольме после возвращения территории Карельского перешейка России сначала, в 1745 г., открыли финскую школу (так называемую “педагогию”), соответствовавшую двум начальным классам Выборгского кафедрального училища. Русской же школы в городе долгое время не было. И только в 1788 г. учредили Кексгольмское уездное училище.

Епископ Аарон (Еропкин; 1714—1723, 1728—1730)
После кончины преосвященного Иоиля в течение полутора лет митрополит Иов вынужден был обходиться без помощника, хотя уже с июня 1712 г. просил себе нового викария. В своих письмах к придворным сановникам он указывал на трех лиц, достойных этого звания: юрьевского архимандрита Аарона, антониевского — Иоанникия и ниловского игумена Иринарха ¹⁷³.
Выбор пал на отца Аарона, — видимо, потому, что он уже давно был известен царской семье: еще до своего пострига служил стольником при царевне Софье Алексеевне. Не случайно после хиротонии во епископа Корельского и Ладожского, состоявшейся 24 января 1714 г., Аарона “долго удерживала” в Москве вдовствующая царица Прасковья Феодоровна, невестка Петра I. Вернулся преосвященный в Новгород с богатым пожертвованием на строительство нового монастыря ¹⁷⁴.
Епископ Аарон (наверное, его пример исключительный в истории российской иерархии) дважды с небольшим перерывом занимал одну и ту же, к тому же единственную в его судьбе, архиерейскую кафедру. Родился он около 1663 г., его мирское имя — Афанасий Владимирович Еропкин. Будучи представителем древнего дворянского рода и сыном московского стольника, он начинал службу стряпчим Дворцового ведомства, в 1686 г. сам был пожалован в стольники, не раз участвовал в военных походах. Потом, в 1688 г., добровольно ушел из мира в Нило-Столбенскую пустынь, где 6 августа 1691 г. принял иноческий постриг ¹⁷⁵.
Благодаря покровительству митрополита Иова о. Аарон был последовательно казначеем, строителем и наместником Ниловой пустыни, затем, с мая 1700 г., — наместником Крестного Онежского монастыря. В январе 1704 г. был возведен в сан архимандрита Валдайской Иверской обители ¹⁷⁶, потом управлял Варлаамо-Хутынским монастырем. 21 ноября 1708 г. его перевели в Новгородский Юрьев монастырь ¹⁷⁷, 27 декабря он стал его настоятелем. В одном из своих писем 1710 г. к санкт-петербургскому вице-губернатору Я. Н. Римскому-Корсакову митрополит Иов дает архимандриту Аарону такую характеристику: “...сей человек боголюбив есть и не ленив к церковному служению и к мирскому во всяких государевых делах управлению, о нем же не не весть и Ваша доблесть...”¹⁷⁸.
Преосвященный Аарон, подобно Иоилю, был посвящен во епископы прежде всего “ставленников ради”, только жил он не в Антониевом, а в Юрьевом монастыре, оставшемся в его ведении. Всего лишь два года, до кончины своего благодетеля и друга митрополита Иова в феврале 1716 г., преосвященный Аарон мог вести размеренную жизнь викарного епископа. В последующие 5 лет он формально заведовал всей Новгородской митрополией (поначалу только Архиерейскими домом и вотчинами), однако настоящей самостоятельности и свободы действий не имел, так как их существенно ограничивали местоблюститель Патриаршего престола и Сенат. Еще больше страдал епископ Аарон от своего же номинального подчиненного — архимандрита Феодосия (Яновского), надменного и всевластного царского фаворита.
Церковный историк рубежа XIX—XX вв. К. Я. Здравомыслов отмечал: “Пять лет преосвящ<енный> Аарон был удручен тяжестью правления: всё требовало забот, распоряжений, деятельности, а делать ничего нельзя было, потому что власть преосвященного была ограничена со всех сторон”¹⁷⁹. Епископ Аарон, тем не менее, был распорядительным епархиальным начальником и очень заботился, в частности, о церковном обустройстве завоеванных у Швеции земель. 17 февраля 1717 г. он отправил на Валаам благословенную грамоту, а когда в восстанавливаемой обители построили первую церковь, выслал три антиминса на освящение трех ее приделов. По его благословению 4 ноября 1719 г. освятили Никольскую церковь, возведенную к тому времени на острове Коневец, на территории разоренного шведами другого знаменитого ладожского монастыря ¹⁸⁰.
После того как с января 1721 г. Феодосии занял Новгородскую архиерейскую кафедру, епископ Аарон стал проситься на покой. 8 июля 1723 г. Св. Синод удовлетворил его прошение и преосвященный уволился на безмолвие в Нило-Столбенскую пустынь, а в должности настоятеля Юрьева монастыря вскоре утвердили ставленника Феодосия архимандрита Андроника ¹⁸¹.
На второй срок к управлению этим монастырем и Корельским викариатством Аарона призвали 9 (по другим данным — 29-го) января 1728 г. по просьбе нового новгородского владыки, архиепископа Феофана (Прокоповича), возглавлявшего
епархию с 1725 по 1736 год. Однако того ждало разочарование: Аарон сразу же начал процесс о возвращении Юрьеву монастырю его бывших олонецких вотчин, приписанных указом Петра I к Архиерейскому дому ¹⁸². Вскоре у Феофана возникли и другие поводы быть недовольным своим викарием. Так что в 1730 г. преосвященный Аарон “за болезнию и старостою” просился снова в Нилову пустынь и 2 августа был вторично туда отпущен.
Но бесстрашный епископ, и живя в обители, досаждал властям неуместной, на их взгляд, защитой старых церковных порядков. Так, в 1735 г. он написал прошение от ниловской братии на Высочайшее имя. Дело в том, что многие монахи пострижены были без указа, что тогда сурово каралось, и этот факт стал известен Св. Синоду. За вмешательство в дело ниловских насельников преосвященный Аарон навлек на себя “строгость усиленного надзора, продолжавшегося до самой его кончины”¹⁸³.
Умер он 1 мая 1740 г. и был погребен в паперти соборной Всехсвятской церкви. К слову сказать, Аарон — единственный из всех корельских викариев (если не считать, конечно, Святителя Тихона Задонского) — благодаря своей обширной переписке с власть предержащими, сохранившейся в архивах, удостоился довольно подробного жизнеописания, которое составило целую книгу священника Владимира Петровича Успенского “Краткий очерк жизни преосвященного Аарона Еропкина, епископа Корель-ского и Ладожского”, изданную в Твери в 1890 г. (8°, 165 с.).

Епископ Иоаким (1723—1725)
В тот временной промежуток, когда Аарон, не угодивший архиепископу Феодосию, был первый раз уволен на покой в Нило-Столбенскую пустынь и до его нового призвания на архипастырское служение, очередным викарием новгородского владыки был назначен епископ Иоаким.
Родился он в Суздале около 1651 г., там же впоследствии был приходским священником. По кончине жены принял постриг и служил при Патриаршем доме, откуда в 1715 г. был зачислен в братство Александро-Невского монастыря казначеем ¹⁸⁴. В то время, по указу Петра I, в эту обитель даже высылали доброжительных и ученых монахов из разных монастырей, “между прочим, в "надежду архиерейства", т<о> е<сть> с тем, чтобы из них посвящать в архиереи, как из людей, известных государю”¹⁸⁵. Поэтому не удивительно, что 22 января 1716 г. отец Иоаким прямо из иеромонахов был хиротонисан во епископа Астраханского и Ставропольского. Но прошло 7 лет — и его решили понизить в должности, переместив с самостоятельной кафедры на викариатство.
В этом отношении он напоминает первого епископа Тамбовского Леонтия, ставшего в 1685 г. викарием в Новгороде. Однако, судя по всему, причины перемен в судьбах этих архипастырей были существенно различны, как и то время, в которое им довелось жить. Преосвященный Леонтий неумеренно, с точки зрения духовной власти своей эпохи, пекся о распространении новейшего образования и просвещения в Тамбовской епархии, а епископ Иоаким за все 7 лет служения в Астрахани не основал ни одной школы: ни при Архиерейском доме, ни при монастырях, тогда как его южная “порубежная” епархия в эпоху Петровских преобразований требовала особых забот. Так или иначе, но 12 января 1723 г. вышел Высочайший указ, повелевавший: “Иоакима, епископа Астраханского, за некоторые Его Величеству известные причины, из Астрахани вывести и определить в которую пристойно епархию викарием”¹⁸⁶.
Преосвященный Иоаким был вызван на чреду священнослужения в С.-Петербург и вскоре, 30 апреля 1723 г., определен на вакантное место епископа Корельского и Ладожского ¹⁸⁷. По сведениям П. М. Строева и Ю. В. Толстого, это назначение состоялось чуть позже — 23 июня 1723 г. Те же авторы сообщают, что после недолгого пребывания в Новгороде, 11 октября 1725 г., Иоаким снова получил самостоятельную кафедру — на этот раз он стал епископом Суздальским и Юрьевским ¹⁸⁸.
Это служебное повышение преосвященного Иоакима совпадает по времени с арестом и последующим снятием сана (архиерейского и священнического) с его благодетеля Феодосия (Яновского), с одной стороны, и с назначением на Новгородскую кафедру архиепископа Феофана (Прокоповича) — с другой.
Однако А. И. Никольский, ссылаясь на документы Синодального архива, утверждает, что из Новгорода преосвященный Иоаким сначала, 16 марта 1726 г., был переведен епископом в Вологду, а через месяц, 22 апреля, перемещен на Суздальскую кафедру ¹⁸⁹.
Последним местом служения преосвященного стала Ростовская и Ярославская епархия, куда он был назначен 13 апреля 1731 г.; в том же году, 16 июня, возведен в сан архиепископа. Видимо, помня о неудачном начале своей карьеры, Иоаким в 1739 г. учредил при Архиерейском доме Славяно-латинскую школу, наставников для которой вызывали из Киевской митрополии ¹⁹⁰. Существовала эта школа вплоть до учреждения в Ярославле духовной семинарии.
Архиепископ Иоаким скончался в глубокой старости 25 декабря 1741 г., “в благовест к литургии, читая четвертую молитву ко причащению”¹⁹¹, и был погребен в Успенском соборе Ростовского кремля ¹⁹².

Архиепископ Иосиф (1734—1740)
После преосвященного Иоакима викария новгородскому владыке назначили только через 9 лет. Выбор пал на архиепископа Самебельского и Циркальского Иосифа.
В 1730 г. он был выкуплен из плена у лезгин русским правительством и с 29 августа 1733 г. в Москве уже совершал богослужения. Не проходит и года, как Феофан (Прокопович) решает взять Иосифа к себе викарием и Синодальным указом от 15 мая 1734 г. тому повелевается быть “помощным архиереем, или наместником, и в Юрьеве монастыре иметь власть и титлу архимандрическую”. Перед его отъездом в Новгород в августе того же года ему вручили особую инструкцию, составленную самим Феофаном и утвержденную Св. Синодом. Называлась она так: “Определение дела и пребывания, тако ж и удовольствования преосвященному архиепископу Иосифу, наместному нам в епархии нашей споспешнику” — и вводила существенные ограничения властным полномочиям нового корельского архипастыря ¹⁹³.
Видимо, Иосиф всё же пришелся по душе Феофану, потому что в марте 1736 г. эти ограничения были отменены и Иосифу вручена вся полнота власти в Юрьевом монастыре. Он ревностно помогал архиепископу Феофану, мало интересовавшемуся делами своей обширной епархии, управлять ею до самой смерти последнего, наступившей 8 сентября 1736 г. в С.-Петербурге, и погребал его через 12 дней в Новгороде ¹⁹⁴.
При архиепископе Иосифе, в 1736—1737 гг., случились два громких дела о “богохульстве” в Кексгольмском гарнизонном полку, которые разбирались в столице в самой Канцелярии тайных розыскных дел. По первому делу проходил солдат Филипп Мандыхин, угличанин, к тому времени уже десятый год служивший в Кексгольме: он стоял в карауле как в самом городе, так и при Кексгольмской гауптвахте на территории крепости. Как-то в дождь, сменясь с часов, пришел мокрый в помещение кордегардни (оно находилось при гауптвахте, в одной избе) и в сердцах “двоекратно” сказал, что за такую погоду “бы-де взял Бога да кнутом рассёк”¹⁹⁵. Донес на Мандыхина один из колодников, Александр Крыжев, небезосновательно надеявшийся таким образом смягчить ожидавшее его наказание.
После допросов и очных ставок в застенках Тайной канцелярии наказаны были 8 человек. Шестеро из них — невольные свидетели, сослуживцы Мандыхина во главе с сержантом Иваном Стрельниковым, умолчавшие о происшествии, по их словам, “с простоты своей”. Главному виновнику за “те предерзостные слова” присудили его “бить кнутом нещадно и послать в Оренбурх ко определению в регулярную службу вечно”¹⁹⁶. Остальных наказали битьем батогами. Конечно, однополчане не донесли на Мандыхина из чувства войскового товарищества, но важно, что, как выяснилось на следствии, они в своем кругу сразу же осудили неосторожные слова бойкого на язык сослуживца: Стрельников даже заметил, что “Мандыхин взбесился”.
21 января 1737 г. в Тайную канцелярию был отправлен новый донос из Кексгольма — теперь уже от имени караульного офицера. В той же караулке-кордегардии солдат Карп Полуянов, стоявший на часах у колодников, сказал: “...иные-де отставные скуют Богородицу с рогатиною”, имея в виду, “что-де и в отставке жить будет не лучше, чем на царёвой службе, что и отставному помощи ждать неоткуда — разве что от Богородицы, да еще от рогатины, с которой разбойные люди выходили на промысел”¹⁹⁷. По суровым законам того времени наказали незадачливого богохульника тем, что дважды прогнали его сквозь строй полка шпицрутенами.
Случаи эти свидетельствуют не только о тяжести солдатской жизни на начальном этапе формирования регулярной российской армии. Известно, что помещики, ответственные за поставку рекрут, стремились избавиться от наиболее неугодных, дерзких крестьян. Наконец, эти судебные процессы показывают, что духовно-нравственная жизнь в России в результате Петровских реформ вступила в полосу затяжного кризиса. В Кексгольме же, в целом, ситуация благоприятствовала возрождению православия. Начиная с осени 1710 г. в город прибывали русские торговцы. Приграничная цитадель обслуживалась немалым гарнизоном. Кроме того, в Кексгольме в XVIII—XIX вв. в разное время было расквартировано несколько полков, главным образом пехотных. В 1728 г. в городских предместьях насчитывалось 460 жителей гражданского населения, в 1750 г. их было уже 750 человек ¹⁹⁸. Скорее всего прирост обеспечивался за счет новоприбывших православных ремесленников, купцов и рыбаков...
Любопытен, однако, такой факт: отправляя в Тайную канцелярию свой “извет” на Полуянова, доносчик-офицер сообщал, что тот “содержитца в Кексгольмской крепости под крепким караулом”¹⁹⁹. Следовательно, в крепостные казематы (вероятнее всего, Круглой башни) помещали узников и до 1762 г., когда в Кексгольме в течение месяца находился в заключении Иоанн VI Антонович. Впрочем, обычай использовать боевую цитадель Кексгольма в качестве тюрьмы для особо важных государственных и церковных преступников зародился еще в шведский период. Так, в 1670-х гг. в крепость был помещен сын судебного заседателя Пекка (Пётр) Ляяпери с женой из бывшего Богородицко-Кирьяжского погоста. Вина его состояла в том, что он, выехав из Швеции в паломничество к новгородским святыням, осмелился окрестить в отеческую веру своего новорождённого младенца ²⁰⁰.
Узников крепости не оставляли без церковного утешения. Согласно местным преданиям, еще шведами был устроен большой подземный ход, ведущий из подвала-карцера Круглой башни к лютеранской кирхе на территории Новой крепости (бывший Спасский остров). Как уже говорилось, после 1710 г. эта церковь стала использоваться в качестве православного Рождество-Богородичного собора. Так вот, как сообщила нам внучка предпоследнего кексгольмско-го протоиерея о. Иоанна Петровича Аннинского (1865—1931) Мария Христофоровна Линдберг, приезжавшая 10 июля 2000 года в Приозерск, дедушка ей рассказывал, будто бы еще в XIX в. подземный ход был вполне исправен и по нему ночами водили узников в церковь — на исповедь и для причастия Святых Тайн.
Но вернемся к архиепископу Корельскому и Ладожскому Иосифу. После кончины Феофана (Прокоповича) до назначения в Новгород нового владыки — им 29 мая 1740 г. стал известный проповедник Амвросий (Юшкевич) — архиепископ Иосиф в течение почти четырех лет самолично управлял всей епархией. Потому, видимо, он 16 ноября 1737 г. просил Св. Синод о прибавке содержания, а кроме того — “об отпуске в Москву для излечения от болезни и печатания на грузинском языке его литературного труда (какого именно, он в прошении не упоминает), предпринятого им для распространения религиозного просвещения Грузии”²⁰¹.
Синодальные власти такого разрешения не дали, не помогло и личное обращение преосвященного к императрице Анне Иоанновне.
Через четыре месяца после приезда в Новгород архиепископа Амвросия, 9 октября 1740 г., Иосиф отбыл из Юрьева монастыря в Москву для священнослужения ²⁰². 16 октября он был определен архимандритом Московского Знаменского монастыря с жалованьем в тысячу рублей. Указом Св. Синода от 9 января 1741 г. он назначался настоятелем этой обители, но вскоре, 7 сентября того же года, его почему-то освободили от занимаемой должности. Известно, что монастырские дела он подписывал по-грузински ²⁰³.
Проживал он впоследствии на подворье Пафнутьева монастыря в Москве, при этом денежное содержание ему не выплачивалось. 3 декабря 1749 г. императрица Елизавета Петровна удовлетворила его прошение об увольнении на покой в Кизляр, в Крестовоздвиженский монастырь. Скончался архиепископ Иосиф в Саратове 1 сентября 1750 г., погребен был в Астрахани в соборе ²⁰⁴.

Епископ Маркелл (Родышевский; 10 января — 29 ноября 1742 г.)
Последний, шестой епископ из именовавшихся Корельскими и Ладожскими, преосвященный Маркелл, был и самым знаменитым из них церковным деятелем своей эпохи.
До пострига его звали Николаем Романовичем Родышевским (Радышевским). Вся жизнь Маркелла оказалась неразрывно связанной с судьбой человека, стоявшего в центре церковных преобразований первой трети XVIII в., — архиепископа Феофана (Прокоповича). В молодости, по свидетельству самого Маркелла, они были “в дружестве между собою”²⁰⁵ и вместе преподавали в Киевской Духовной академии. Но уже тогда выявились принципиальные расхождения во взглядах и иеродиакон Маркелл вместе со своими единомышленниками горячо оспаривал и публично обличал “еретическое”, по его убеждению, “нечестивое учение” старшего сослуживца, а позже и начальника (в 1711 г. Петр I назначил о. Феофана игуменом Киево-Братского монастыря, ректором Академии и профессором богословия).
Тем не менее Феофан на первых порах деятельно помогал своему киевскому товарищу, о. Маркеллу, продвигаться по служебной лестнице. В марте 1718 г. тот, в сане иеромонаха, был одним из трех исповедников С. Б. Глебова, казненного за связь с первой женой Петра I Евдокией Лопухиной ²⁰⁶. С 22 января 1722 г. по июль 1724 г. о. Маркелл исправляет должность флотского обер-иеромонаха на Котлином острове при Рижском корпусе. Будучи в то время архиепископом Псковским, Феофан производит Маркелла в архимандриты Псково-Печерского монастыря и устраивает его судьей при Архиерейском доме ²⁰⁷. Возглавив 10 июня 1725 г. Великоновгородскую кафедру, Феофан опять берёт Маркелла с собою: в 1726—1727 гг. тот упоминается в числе архимандритов богатого Юрьева монастыря ²⁰⁸. Тогда же он получил должность судьи Архиерейского дома в Новгороде.
Однако именно о. Маркелл оказывается самым фанатичным и неуёмным идейным врагом архиепископа Феофана, вырастая в фигуру во многом символическую, воплощающую собой уходящую в прошлое эпоху российской церковной жизни. Архимандрита Маркелла использовали как орудие борьбы с Феофаном многие могущественные противники этого сподвижника Петра I начиная с архиепископа Феодосия (Яновского).
В 1725 г. в Св. Синод поступил составленный по прямому указанию Феодосия донос о том, что в Псково-Печерском монастыре, где настоятельствовал о. Маркелл, “на полу лежат около 70-ти образов со снятыми и ободранными окладами и драгоценными украшениями”²⁰⁹. Разбирательство по этому делу приостановилось из-за падения Феодосия, но было возобновлено в феврале 1726 г. Архимандрита Маркелла вытребовали в Св. Синод, и он неожиданно для своего школьного друга и благодетеля обвинил его в недоброжелательстве по отношению к государыне Екатерине I и подал обширный донос под названием “О непристойных словах и противностях Феофана Прокоповича”, содержавший 48 пунктов обвинений, в большинстве своем явно клеветнических (например: “На мощи святые плевал...” и т. п.)²¹⁰.
Новгородскому владыке удалось оправдаться, о. Маркелла же, по докладу Тайной (Преображенской) канцелярии, императрица велела “за дерзостные его слова держать в крепости”²¹¹. Благодаря хлопотам Феофановых врагов 21 июня 1727 г. отец Маркелл был освобожден из-под караула и перемещен в братство Александро-Невского монастыря. Он пишет новый донос, составленный как рецензия на основные богословские сочинения Феофана: по убеждению о. Маркелла, “в них есть много учений лютеранских и кальвинских, и их изданием порочится имя Петра Великого, с одобрения которого они значатся изданными”²¹². Феофан не растерялся и, парируя этот новый удар, обвиняет о. Маркелла в политической измене, подстрекательстве к народному бунту, и того снова арестовывают. Через несколько месяцев он, правда, выступает с новым доносом на Феофана, и столь же неудачно. В марте 1729 г. архимандрита Маркелла отсылают на неисходное жительство в Симонов монастырь.
С восшествием на престол Анны Иоанновны он предпринимает новую атаку на своего противника и в апреле 1730 г. подает донос на Высочайшее имя “О церковных противностях Феофана”, но тот не имел последствий ²¹³. Тогда о. Маркелл пишет пропитанное ядовитым сарказмом сочинение, название которого говорит само за себя: “О житии еретика Феофана Прокоповича, архиепископа Новгородского”²¹⁴. Тот, познакомившись с этим пасквилем в феврале 1731 г., сумел представить Маркелла и трех его единомышленников, распространявших “житие”, как “политических изменников, противников правительства”²¹⁵. Все они попали в Тайную канцелярию, а после допросов и пыток их сослали в разные монастыри (о. Маркелла — в Кириллов Белозерский). Тем временем другое его сочинение, так называемые “Тетради о монашестве”, стало широко известно в иноческой среде, поддерживая здесь общее недовольство нововведениями синодальных властей. По этому поводу было наряжено особое следствие, и многие монашествующие “жестоко пострадали”²¹⁶.
Крутой поворот в жизни о. Маркелла происходит уже после смерти Феофана, при новой императрице Елизавете Петровне. Очередной новгородский архиепископ Амвросий (Юшкевич), правивший с 1740 по 1745 год и известный своей критикой синодальной системы, в октябре 1740 г. открывает в Новгороде Духовную семинарию. 24 января следующего года ее ректором и настоятелем Юрьева монастыря назначается архимандрит Маркелл, а 12 ноября он получает “в полное распоряжение дела разряда и казенного приказа в Новгор<одском> Архиерейском доме”²¹⁷.
6 января 1742 г. Маркелл был определен епископом Корельским и Ладожским, хиротония состоялась 10 (по другим сведениям — 8-го) января ²¹⁸. Прошло совсем немного времени, и преосвященный Маркелл “в том же 1742-м году, 29-го ноября в 6-м часу утра, скончался и погребен в Юрьеве монастыре, в паперти соборной церкви, по левую сторону западных церковных дверей”²¹⁹. Такое благодатное завершение его многострадальной, мятежной жизни может знаменовать то, что Господь сопричислил его к тем блаженным, кои “изгнани правды ради” (Мф. V, 10).

132. Цит. по: Жербин А. С. Переселение карел в Россию в XVII веке / Карело-Фин. фил. АН СССР. Ин-т яз., лит. и истории. — Петрозаводск: Гос. изд-во Карело-Финской ССР, 1956. — С. 59. Назад
133. Цит. по: Там же. — С. 37. Назад
134. См.: Чистович И. А. История Православной Церкви в Финляндии и Эстляндии, принадлежащих к Санкт-Петербургской епархии. — СПб., 1856. — С. 70. Назад
135. Расила В. История Финляндии / В пер. и под ред. Л. В. Суни. — Петрозаводск: Изд-во Петрозавод. гос. ун-та, 1996. — С. 45. Назад
136. См.: Договор, заключенный в Москве шведскими послами и российскими боярами князем Голицыным с товарищи в пополнение договоров, заключенных в Кардисе 21 июня 1661 и при реке Плюсе. О государственных обоюдных титулах, о свободном отправлении греко-российского исповедания в Ревеле, в Ижерской земле и в Корелах и о возобновлении пограничных знаков, 22 мая 1684 г. // Полное собрание законов Российской империи. [1-е собр.]. — СПб., 1830. — Т. 2. — № 1076.— С. 621. Назад
137. Русско-шведские экономические отношения в XVII веке: Сб. документов / АН СССР. Ленингр. отд-ние Ин-та истории и др. — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1960. — № 265. — С. 455. Назад
138. Православная Карелия: Очерк. — Пг, 1914. — С. 9. — Без указания автора. Назад
139. См.: Строев П. М. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российския Церкви. — СПб.: Изд. Археогр. комиссии, 1877. — Стб. 891; ср.: Хитрое Г., свящ. Историко-статистическое описание Тамбовской епархии. — Тамбов, 1861. —С. 67. Назад
140. Никольский А. И. Леонтий, первый епископ Тамбовский и Козловский // Русский биографический словарь: [В 25 т.] — СПб., 1914. — [Т. 10]: Лабзина — Ляшенко. — С. 224. Назад
141. Здравомыслов К. Я. Иерархи Новгородской епархии от древнейших времен до настоящего времени: Крат, биогр. очерки. — Новгород, 1897. — С. 45. Назад
142. Там же. Назад
143. См.: Строев П. М. Указ. соч. — Спб. 891. Назад
144. Там же. — Спб. 38. Назад
145. См.: Никольский А. И. Леонтий, первый епископ... — С. 224. Назад
146. Там же. Назад
147. См.: Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею: [В 5 т.]. — СПб., 1842. — Т. V. — № 142. — С. 243—244. Назад
148. Патриаршая грамота новгородскому митрополиту Корнилию, о посылке в русские города, уступленные по мирным договорам Польше и Швеции, священника, для осмотра тамошних православных причтов и наблюдения за церковным благочинием, 30 августа 1689 г. // Там же. —№ 188. — С. 325. Назад
149. См.: Петров Л. П., прот. Историко-статистический очерк Православной Церкви в Финляндии // Историко-статистические сведения о С.-Петербургской епархии. — СПб.: Изд. С.-Петерб. епарх. ист.-статистич. комитета, 1875. — Вып. IV. — С. 35—36. Назад
150. См.: Чистович И. А. История Православной Церкви... — С. 71. Назад
151. Историческая записка о положении православия в Финляндской Карелии: К 200-летнему юбилею взятия Выборгской крепости и воссоединения Карелии с православной Россией: 14 июня 1710—1910. — Выборг, 1910. — С. 13—14.— Без указания автора. Назад
152. Там же. — С. 14. Назад
153. Строев П. М. Указ. соч. — Стб. 38. Назад
154. Цит. по: Петров Л. П., прот. Указ. соч. — С. 35. Назад
155. См.: Полный православный богословский энциклопедический словарь: [В 2 т.]. — СПб.: Изд-во П. П. Сойкина, [1912]. — Т. I. — Стб. 501. Назад
156. Русский биографический словарь: [В 25 т.]. — СПб., 1897. — [Т. 8]: Ибак — Ключарёв. — С. 312.— Без подписи. Назад
157. См.: Здравомыслов К. Я. Иерархи Новгородской епархии... — С. 48. Назад
158. См.: Силин П. М. Описание Троицкой Рабежской упраздненной пустыни, находящейся в селе Рабеже, Валдайского уезда. — Новгород, 1890. — С. 4—7. Назад
159. Там же. — С. 7. Назад
160. Здравомыслов К. Я. Иерархи Новгородской епархии... — С. 48. Назад
161. См.: Силин П. М. Указ. соч. — С. 8. Назад
162. Чистович И. А. Новгородский митрополит Иов: Жизнь его и переписка с разными лицами // Странник. — 1861. — Т. I, февр., отд. I. — С. 102. Назад
163. См.: Титлинов Б. В. Феодосии (Яновский), архиепископ Новгородский //Русский биографический словарь. — СПб., 1913. — [Т. 25]: Яблоновский — Фомин. — С. 347. Назад
164. Рункевич С. Г. Александро-Невская Лавра, 1713—1913. — СПб.: Лига Плюс, 1997.— С. 36. Назад
165. Там же. — С. 99. Назад
166. См.: Петров Л. П., прот. Указ. соч. — С. 49—50. Назад
167. Успенский В. П., свящ. Краткий очерк жизни преосвященного Аарона Еропкина, епископа Корельского и Ладожского. — Тверь, 1890. — С. 97—98. Назад
168. См.: О передаче древнего образа Нерукотворенного Спаса из Кексгольмского собора в церковь Кексгольмского полка // Православный финляндский сборник. — Гельсингфорс, 1910. — № 2. — С. 110—111. — Без подписи. Назад
169. См.: Петров Л. П., прот. Указ. соч. — С. 36—37, 38. Назад
170. См. там же. — С. 70—71, табл. 4. Назад
171. Ордин К. Ф. Собрание сочинений по финляндскому вопросу. —СПб., 1909. — Т. II: Покорение Финляндии; ч. I. — Прил. 4. — С. 13 (пат. 2-я). Назад
172. Петров Л. П., прот. Указ. соч. — С. 42. Назад
173. См.: Чистович И. А. Новгородский митрополит Иов. — С. 70, 103, 107. Назад
174. См.: Письма русских государей, великих князей и других особ к новгородским архиереям, хранящиеся в Новгородском Софийском соборе / Сообщил архим. Макарий (Миролюбив) II Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских. — 1860. — Кн. III, отд. V. —С. 129. Назад
175. См.: Здравомыслов К. Я. Иерархи Новгородской епархии... —С. 48—49. Назад
176. См.: Рункевич С. Г. Митрополит Новгородский Иов в его переписке с Петром Великим: По документам Государственного архива // Странник. — 1906. — Т. 1,ч. 1,март. — С. 371. Назад
177. См.: Макарий (Миролюбив), архим. Описание Новгородского общежительного первоклассного Юрьева монастыря. — М., 1858. — С. 96. Назад
178. Куприянов И. К. Материалы для истории училищ в России // Журнал для воспитания. — 1857. — № 7. — С. 69. Назад
179. Здравомыслов К. Я. Иерархи Новгородской епархии... — С. 49. Назад
180. См.: Петров Л. П., прот. Указ. соч. — С. 37—38. Назад
181. Макарий (Миролюбив), архим. Указ. соч. — С. 96. Назад
182. См.: Чистович И. А. Феофан Прокопович и его время. — СПб.: Изд. Имп. Академии наук, 1868. — С. 583—585. Назад
183. Русский биографический словарь. — СПб., 1896. — Т. I: Аарон —Император Александр П. — С. 1. — Без подписи. Назад
184. См.: Рункевич С. Г. Александро-Невская Лавра. — С. 68. Назад
185. Титлинов Б. В. Указ. соч. — С. 349; см. также: Рункевич С. Г. Александро-Невская Лавра. — С. 67—68. Назад
186. Никольский А. И. Иоаким, архиепископ Ростовский и Ярославский // Русский биографический словарь. — [Т. 8]: Ибак — Ключарёв. — С. 178. — Подпись: А. Н. Назад
187. Чистович И. А. История Православной Церкви... — С. 81. Назад
188. См.: Строев П. М. Указ. соч. — С. 38; Толстой Ю. В. Списки архиереев и архиерейских кафедр иерархии Всероссийской со времени учреждения Святейшего Правительствующего Синода (1721—1871). — СПб., 1872. — С. 4. Назад
189. Никольский А. И. Иоаким, архиепископ... — С. 178. Назад
190. Иерархи Ростовско-Ярославской паствы, в преемственном порядке, с 992 года до настоящего времени. — Ярославль, 1864. — С. 205. — Без указания автора-составителя. Назад
191. Рункевич С. Г. Александро-Невская Лавра. — С. 69. Назад
192. Иерархи Ростовско-Ярославской паствы... — С. 206. Назад
193. Никольский А. И. Иосиф, архиепископ Самебельский и Циркальский // Русский биографический словарь. — [Т. 8]: Ибак — Ключарёв. — С. 350. — Подпись: А.Н. Назад
194. См.: Чистович И. А. Феофан Прокопович и его время. — С. 586, 648. Назад
195. Цит. по: Персиц М. М. Из истории народного свободомыслия в России: (Дела о “богохульстве” в первой половине XVIII века) // Вопросы истории религии и атеизма: Сб. ст. / АН СССР. Ин-т истории. — М.: Изд-во АН СССР, 1950.— [Т. 1]. — С. 143. Назад
196. Там же. — С. 145. Назад
197. Там же. — С. 145, 146. Назад
198. Koho P. Käkisalmen kreikkalaiskatolinen seurakunta taustanaan Käkisalmen 700-vuotias linna ja kaupunki sen ympärillä. — Joensuu, 1995. — S. 5. — (Karjalainen viesti. — 1995. — № 1). Назад
199. Цит. по: Персиц M. M. Указ. соч. — С. 145. Назад
200. Выражаем благодарность куркийокским краеведам И. В. и М. И. Петровым за эту информацию, почерпнутую ими из малодоступных финноязычных источников. Назад
201. Никольский А. И. Иосиф, архиепископ... — С. 350. Назад
202. См.: Макарий (Миролюбив), архим. Указ. соч. — С. 97; Чистович И. А. История Православной Церкви... — С. 81. Назад
203. Сергий, архим. Историческое описание Московского Знаменского монастыря, что на Старом государевом дворе. — М., 1866. — С. 94. Назад
204. Никольский А. И. Иосиф, архиепископ... — С. 350. Назад
205. Цит. по: Чистович И. А. Дело Маркелла Родышевского с Феофаном Про-коповичем о противностях церковных // Православное обозрение. —1864. — Т. 15, сент. — С. 10. — Подпись: ***. Назад
206. См.: Беляев И. С. Глебов Степан Богданович // Русский биографический словарь. — М., 1916. — [Т. 5]: Герберский — Гогенлоэ. —С. 378. Назад
207. См.: Чистович И. А. Дело Маркелла Родышевского... — С. 11. Назад
208. Макарий (Миролюбив), архим. Указ. соч. — С. 96. Назад
209. Титлинов Б. В. Указ. соч. — С. 409. Назад
210. См.: СмирновВ. Г. Феофан Прокопович. — М: Т-во “Соратник”, 1994. — С. 100—101. — (Сер. избр. биографий). Назад
211. Титлинов Б. В. Указ. соч. — С. 412. Назад
212. Там же. — С. 413. Назад
213. Там же. — С. 419. Назад
214. Впервые опубликовано: Дело о Феофане Прокоповиче // Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских. — 1862. —Кн. 1. — С. 1—11 (паг. 2-я). Назад
215. Титлинов Б. В. Указ. соч. — С. 420. Назад
216. Там же. — С. 422. Назад
217. Макарий (Миролюбов), архим. Указ. соч. — С. 97. Назад
218. См.: Амвросий (Орнатский), иером. История Российской иерархии: [В 6 ч.]. — М., 1807. — Ч. I. — С. 86; ср.: Строев П. М. Указ. соч. — Стб. 39; Толстой Ю. В. Указ. соч. — С. 10. Назад
219. Макарий (Миролюбов), архим. Указ. соч. — С. 97. Назад