Материал предоставили Марина и Игорь Петровы
сотрудники Куркийокского краеведческого музея.


Финляндия как оккупант в 1941-1944 годах.

Хельге Сеппяля.

Журнал "Север" ISSN 0131-6222
1995



Оккупационное правительство восточной Карелии и население.


К вопросу о Восточной Карелии *
Ренессанс идеи Великой Финляндии *
Образование оккупационных властей *
Население оккупированных территорий *
Перемещения местного населения *
Распределение продуктов питания *
Рабочая сила и оплата труда *
Сельское и лесное хозяйство *
Промышленность и военная добыча *


К вопросу о Восточной Карелии

Восточной Карелией считается территория, определенная Тартуским мирным договором к востоку от Финляндии, по реке Свирь, побережьям Онежского озера и Белого моря'. Это примерно в границах нынешней Республики Карелия. Восточная Карелия никогда не принадлежала Швеции или Финляндии. Окончательно принадлежность Восточной Карелии России определилась Столбовским мирным договором 1617 года, хотя Швеция и пыталась в начале 18-го столетия отвоевать Карелию и тем самым восстановить утраченное свое величие.
После присоединения Финляндии к России в качестве Великого княжества Финляндия и Восточная Карелия оказались в одном государстве. Возникла идея родственности финноязычных народов, и финны начали оказывать поддержку восточным карелам, их ученые расширили область своих исследований до Свири, побережий Онеги и Белого моря. Во время первой мировой войны усилилось стремление к независимости Финляндии, предполагалось также присоединить к Финляндии и Карелию. После получения независимости в декабре 1917 года и начала внутренних войн в январе 1918 года мысли финляндских правителей традиционно вернулись к Восточной Карелии. Командующий белыми, то есть правительственными войсками К. Г. Маннергейм заявил, что он не вложит меч в ножны, прежде чем Финляндия и Восточная Карелия не будут свободными. В феврале 1918 года он отдал приказ о подготовке к захвату Восточной Карелии. Используя профинляндские настроения некоторой части населения, народное собрание, состоявшееся в Ухте 17 марта 1918 года, объявило Карелию отделившейся от Советской России и обратилось к Финляндии за помощью для Олонецкой и Беломорской Карелии, что на деле могло привести к присоединению Карелии к Финляндии. Конечно, едва ли собрание представителей малонаселенной Ухты вправе было представлять всю Карелию, так же как правительство Финляндии в силу непрочности своего положения и недостатка сил не могло оказать серьезной поддержки. 15 марта Маннергейм издал приказ экспедиционным отрядам из добровольцев двинуться в Восточную Карелию. Северный ударный отряд численностью свыше тысячи человек под командованием лейтенантов К. М. Валлениуса и О. Вилламо выступил из Куусамо и Куолаярви в сторону Кандалакши. Продвигались они медленно, с потерями и все же вынудили красных уйти из Кананайнена. Отряд численностью в 350 человек под командованием подполковника К. В. Малми отправился из Суомуссалми на Ухту, чтобы выйти затем к Кеми, но потерпел поражение. Поздней осенью 1918 года группировки белых, поддерживаемые англичанами, были разбиты красными финнами.
Под руководством так называемого Карельского комитета зимой 1919 года, поначалу тайком, начали готовиться к новому вторжению. Правительство Финляндии дало согласие на формирование на территории страны отрядов из добровольцев. Их вооружили и обеспечили всем необходимым для предстоящего захвата Олонца. Глава правительства Маннергейм 4 апреля 1919 года заявил, что поддерживает идею похода на Олонец вплоть до Свири и Онежского озера, так как Финляндия не может равнодушно смотреть на страдания родственных народов, оказавшихся под гнетом большевиков. И все же, несмотря на это, помощь в подготовке похода осуществлялась негласно.
Сначала в группе было 1000 человек, потом ее численность утроилась. Командование подбирали из самых лучших, прошедших егерскую подготовку в Германии. Группа, названная Олонецкой добровольческой армией, разделилась на три отряда. 1-й батальон под командованием капитана С. Сихвонена должен был ударить в направлении Олонец-Лодейное Поле. 3-й батальон майора П. Талвела двигался на Пряжу, чтобы оттуда вместе с 4-м батальоном капитана Маскула напасть на Петрозаводск. Один батальон оставался в резерве. Командиром группы был назначен полковник Аарне Сихво.
Согласно плану, границу перешли в ночь с 20 на 21 апреля, 24 апреля взяли Олонец и продвинулись к Лодейному Полю. Одновременно взяли Пряжу. Главной же целью был захват Петрозаводска. Для этого в Пряже была сформирована ударная группа под руководством Талвелы. Она выступила, но перед Петрозаводском была остановлена.
При содействии Финляндии образовалось Олонецкое временное правительство, которое созвало представителей с оккупированных финнами территорий. Собрание представителей восьми волостей 5-7 июня 1919 года постановило отделиться от России и присоединиться к Финляндии на условиях, которые будут разработаны позже. В собрании не участвовала ровно половина всех уездов.
1-я дивизия красных и Онежская военная флотилия мощным контрударом с высадкой десанта в районе Тулоксы сломили сопротивление финнов. Потерпев поражение, финны ушли на свою сторону. Присоединение Карелии с помощью военной силы не удалось, и в конце 1919 — начале 1920 гг. Олонецкую группу распустили. Во время мирных переговоров в Тарту в 1920 году финны настаивали на установлении границы по линии Ладога — Свирь — Онежское озеро — Белое море. Русские на это не согласились, выразив удивление, что финны посягают на не принадлежащие им территории. По мирному договору, подписанному 14 октября 1920 года, Финляндия получила лишь Печенгу.
Осенью 1921 года вспыхнул антисоветский мятеж. Была создана Карельская освободительная армия, численностью около 3000 человек, в нее входили более 500 жителей Финляндии, в том числе 27 егерей. Из финнов и карелов был сформирован Ребольский батальон под командованием майора Талвелы. Военные действия начались в ноябре 1921 года. Батальон Талвелы захватил Реболы и Поросозеро, возглавив все вооруженные отряды в Беломорской Карелии и северной части Олонецкой Карелии. Участие Финляндии в военных действиях обострило отношения между Советами и Финляндией, начался обмен нотами. К этому моменту в армии у большевиков на территории Мурмана и Карелии было более 26000 человек. Против Освободительной армии они направили примерно 13000 человек. Перевес в численности дал свои результаты. Финские добровольцы и карельские партизаны были разбиты и вытеснены в Финляндию в феврале 1922 года.
После неудавшегося похода в Восточную Карелию и крушения замыслов создания Великой Финляндии П. Талвела сказал:
“Я убедился, что освободить Карелию от рюсся можно не иначе, как только взяв ее. Для освобождения Карелии потребуются новые кровопролития. Но не надо больше пытаться сделать это малыми силами, нужна настоящая армия. Нам сейчас крайне необходимо укрепить экономику страны, и война преждевременна и была бы большим несчастьем. Нам надо помочь развитию Карелии и позаботиться о беженцах из Карелии”.
Талвела отодвигал освобождение Карелии на будущее, но не отказывался от этой мысли:
“Карелия крайне важна для Финляндии как в хозяйственном, так и в военном отношении. Без освобожденной Карелии Финляндия не в состоянии даже защитить свои границы. В связи с этим каждому подлинному финну следует серьезно относиться к карельскому вопросу”.
Вопрос о Восточной Карелии не был похоронен из-за военных неудач. Подогреваемые откровенным духом реваншизма, студенты, участвовавшие в восточно-карельском походе, организовали в 1922 году закрытое студенческое общество — Академическое Карельское общество (АКС). Одной из целей этого общества было содействие освобождению Восточной Карелии. Члены АКС были носителями мировоззрения, проникнутого идеей Великой Финляндии.
Наряду с АКС, за присоединение Карелии к Великой Финляндии выступали в большей или меньшей степени Союз родственного воинства, кружок “Прометей” из Хельсинки, Карельский национальный союз. Центральное объединение карельских кружков, Восточно-Карельский комитет союза карельского народа. Карельское просветительское общество и Карельское общество студенток.
Отечественное национальное движение (ИКЛ) и маленькие национал-социалистические организации заложили в свои программы создание Великой Финляндии. АКС и ИКЛ сотрудничали во многом лишь во имя осуществления этой цели.
Организация сине-черных, из которой в 1932 году выросла молодежная организация ИКЛ, была военизированной. Идею Великой Финляндии общество провозглашало как ниспосланную Богом своему народу на поле брани заповедь. Члены общества мечтали соединить все родственные финнам народы вплоть до Урала. Это свидетельствовало о полном незнании сил и планов Советского Союза.
С 1923 года АКС издавало газету “Суомен хеймо”, в которой в духе верности отечеству обсуждались национальные и другие программные вопросы Общества. В 1934 году АКС издал объемное исследование “Восточная Карелия”, в котором подробно описывались население Восточной Карелии, работа транспорта, этапы освободительного движения, состояние хозяйства, культуры, просвещения, государственные вопросы. Даже несколько устарев, оно хорошо послужило очередным завоевателям Восточной Карелии как важнейший источник информации. Несмотря на пропагандистские издержки, АКС многое сделал для изучения Карелии.
Укрепление позиций Советского Союза в конце 1930-х годов отрезвило многих сторонников идеи Великой Финляндии, направленной на расширение территории Финляндии за счет Советского Союза.
Осенью 1939 года в Москве состоялись переговоры между СССР и Финляндией. В начале переговоров Советское правительство предложило некоторое расширение территории Финляндии за счет обмена территориями на Карельском перешейке и сдачи в аренду Ханко. Это предложение не заинтересовало финнов, они еще не знали тогда о тайном договоре между Советским Союзом и Германией, по которому Финляндия отходила в зону влияния Советского Союза.
Уже началась вторая мировая война, когда Финляндия из-за авантюрности своего правительства ввязалась в определившую ее судьбу Зимнюю войну, подлинные причины которой были значительно глубже, нежели события 1939 года. Своей восточно-карельской политикой Финляндия все более настораживала Советское правительство и заставляла думать об укреплении безопасности Ленинграда.
Слабость финляндской внешней политики была в отсутствии гибкости, что не соответствовало ни ее силам, ни внешнеполитической обстановке. Давшая совершенно непредвиденные для финского правительства результаты кровавая война 1939-1940 годов пробудила в стране всеобщий страх перед Советским Союзом. Горько переживались жесткие условия мирного договора, большие военные потери. Иным, нежели ожидалось, очень сдержанным, если не враждебным, было и отношение Советского Союза к Финляндии после заключения мира. Все это порождало дух реваншизма. Хотя в сложной обстановке тех лет надо было перенести даже несправедливость.
И это понимали многие, исключая, конечно, самых одержимых. Мысли о Великой Финляндии могли вынашивать только фантазеры. После Зимней войны Финляндия устремила все внимание на укрепление обороны против Советского Союза. Финляндия просила Германию помочь ей вооружением. Германия не преминула воспользоваться трудным положением Финляндии, она преследовала свои интересы и, согласившись осенью 1940 года на поставку вооружения, тем самым обязала Финляндию на оказание встречных услуг в будущем.

Ренессанс идеи Великой Финляндии

Во время финляндско-немецких совещаний на протяжении всего 1940, а также весной 1941 гг. стало ясно, что Гитлер в ближайшем будущем намерен напасть на Советский Союз и привлечь к участию в этом Финляндию. В правящих кругах Финляндии тотчас возникли замыслы о возврате отданных по мирному договору территорий и получении военной прибыли. Снова зазвучали утихшие было речи о Великой Финляндии. И, конечно же, АКС не замедлил объявить новый этап в деле объединения родственных Финляндии народов.
У политического и военного руководства Финляндии интерес к Восточной Карелии возрастал по мере приближения войны между Германией и Советским Союзом. Президент республики Ристо Рюти еще до официальных переговоров с Германией, состоявшихся 25-26 мая 1941 года, уделял большое внимание вопросам, касающимся Восточной Карелии. По его инициативе была написана работа, на “научной основе” доказывающая немцам, что Восточная Карелия исторически принадлежала Финляндии, потому должна вновь присоединиться к ней. Заказанное Рюти “исследование” появилось очень быстро, осенью 1941 г. оно было напечатано в Берлине под названием “Жизненное пространство Финляндии”.
Посол Финляндии в Берлине Т. Кивимяки просил президента Рюти сделать обоснования претензий Финляндии в отношении Восточной Карелии и Ингерманландии. Рюти поручил это профессору Ялмари Яакколе. А маршалу Маннергейму — составить предложения о приемлемой для Финляндии восточной границе. На основании этих предложений было начерчено пять разных вариантов границ: так называемая языковая граница, граница О. В. Куусинена со времен Зимней войны и несколько границ, начерченных рукой генерала А. Айро. Наиболее решительные предлагали сделать Онежское озеро внутренним озером Финляндии, а Свирь полностью финской рекой. Высшее руководство Финляндии вполне серьезно планировало создание Великой Финляндии.
Памятка профессора Яакколы под названием “Восточный вопрос Финляндии” была готова уже через месяц. В 1941 году она была издана в Финляндии отдельной книгой, хотя ее никак нельзя назвать научным трудом. Вот итоговые пункты этой книги:
а) До гигантских размеров возросшая на протяжении последних 20 лет и направленная против Финляндии и Фенноскандии угроза должна быть напрочь искоренена. В целях достижения безопасности для новой Европы необходимо, чтобы из Финляндии и Фенноскандии сформировалось новое геополитическое, хозяйственное и исторически гармоническое единство.
б) Часть Фенноскандии с приграничными областями, расположенная на востоке и юго-западе от Финляндии, на Евразийском материке, является обжитой финнами территорией, на которую у них есть право собственности и которая вместе с нынешней территорией Финляндии составляет целостную, не принадлежащую России территорию.
в) В подневольном подчинении Советскому Союзу живут древние и многочисленные народы карелов и ингерманландцев, а также родственное им вепсское население, которые на протяжении веков не однажды выражали в различных формах свое желание избавиться от российского господства и которые вопреки русско-финским соглашениям и в нарушение принятых в Европе положений и прав доведены большевистскими правителями до такого национального и социального унижения, что Финляндии, объединяющей родственные народы, нельзя пройти мимо этого.
г) Финляндия исполнит свой гражданский и исторический долг и упрочит свое место в новой Европе лишь тогда, когда сможет собрать эти народы в единое государство.
д) Многовековые жертвы Финляндии Похьеле и западной цивилизации, социальные страдания, которые они претерпели, отстаивая себя и культуру северных и западных народов от варварских нападений большевиков в 1939-40 и 1941 годах, требуют морального, правового и хозяйственного укрепления, которое гарантировало бы пережившему тяготы народу и всему подвергающемуся угрозе Северу стабильный мир и будущее.
В соответствии с этими основополагающими предпосылками в деле создания новой Европы Финляндия выдвигает следующие требования:
а) чтобы Советский Союз вернул в дополнение к отобранным по принудительному Московскому мирному договору Восточную Карелию и Кольский полуостров;
б) чтобы без промедления произвести обмен населения, по которому Финляндия получит оставшееся по ту сторону границы финское население, а Россия возьмет проживающих на будущей финской территории русских.
После того как эта реорганизация будет осуществлена, Финляндия гарантирует, что в меру возможностей будет развивать свободное передвижение на новых восточных землях и что целью ее является обеспечение свободного передвижения между Белым и Балтийским морями, которое будет доступно всем народам.
В памятке профессора Яакколы утверждалось, что Ленинградская область вовсе не относится к Советскому Союзу и что Финляндия должна получить Свирь и Беломорско-Балтийский канал. В целом выводы тенденциозны и соответствуют духу времени. Эта памятка была доведена до сведения высших кругов Германии и Финляндии.
Судя по всему, она имела большое влияние на финский Генеральный штаб, учитывалась им при планировании военных действий, стратегии наступления и во многом определила оккупационную политику, в частности, на отношение к русским и родственным финнам народам на оккупированной территории.
Как уже было сказано ранее, немецкие и финские военные руководители совещались 25-26 мая 1941 года в Зальцбурге и в Берлине. После этих совещаний верховное руководство Финляндии уже знало, что должно было произойти. О конкретном участии Финляндии в войне и совместных действиях договорились позже, в начале июня в Хельсинки и в Киле.
Хотя финские разведгруппы обследовали во время так называемого промежуточного перемирия Карелию и Карельский перешеек, сейчас вновь спешно собирали сведения, касающиеся Восточной Карелии, как для финского, так и для немецкого командования.
Нападение Германии на Советский Союз началось 22 июня 1941 года в ранние утренние часы необычайно большими силами. Финляндия официально включилась в войну против Советского Союза тремя днями позже. Бомбардировки советских вооруженных сил и обстрелы тяжелой артиллерии из Ханко 15 июня 1941 года ускорили принятие решения о вступлении в войну.
На основании немецких инструкций финны готовились к захватнической войне. Главной целью войны была борьба с большевизмом. Участие Финляндии в войне оправдывалось также необходимостью присоединения Восточной Карелии и освобождения родственных народов. Именно так это преподносилось армии, жителям страны.
Не только возврат утраченных в результате Зимней войны территорий, но и присоединение Восточной Карелии считало главной задачей и разведуправление Генерального штаба. По мнению разведорганов, это не должно было быть особенно трудным, поскольку народы Карелии и Ингерманландии исторически, прежде всего, по языковым и этническим признакам были родственными финнам.
Разведуправление 1 июля 1941 года дало своим служащим и фронтовым корреспондентам руководящие указания, которые позднее были уточнены. Согласно этим указаниям, к верующим православной церкви следовало относиться с уважением, в том числе и к военнопленным, невзирая на степень их вины. Таким отношением достигалось доверие карелов и других народов Восточной Карелии. Разведуправление в начале войны исходило из того, что нападение на Восточную Карелию призвано создать Великую Финляндию.
Согласно пожеланиям немецкого Генерального штаба, финская армия 10 июля 1941 года начала стратегическое наступление, крупнейшее по финским масштабам — силами Карельской армии в направлении на Свирь. Предложенное немцами направление всецело отвечало финским военным интересам. Накануне вторжения в финские подразделения поступил приказ главнокомандующего маршала Маннергейма, в котором в частности говорилось:
“Во время освободительной войны 1918 года я сказал карелам Финляндии и Востока, что не вложу меч в ножны, пока Финляндия и Восточная Карелия не будут свободны. Я поклялся в этом именем крестьянской армии, полностью доверяя самоотверженности наших мужчин и самопожертвованию женщин.
Двадцать три года Северная Карелия и Олония ожидали исполнения этого обещания, полтора года после героической Зимней войны финляндская Карелия, опустошенная, ожидала восхода зари...
Солдаты! Эта земная твердь, на которую вы ступите, орошена кровью и страданиями родственных народов, это святая земля. Я верю, что наша победа освободит Карелию, ваши действия принесут Финляндии большое счастливое будущее”.
Этот приказ Главнокомандующего, так называемый приказ “Меч в ножны”, был услышан во всей Финляндии, но особенно внимательно к нему отнеслись в политических кругах Хельсинки и среди дипломатов. Содержание приказа не оставили без внимания также и за рубежом, и его толковали так, что Финляндия, наряду с Германией, ввязалась в захватническую войну — ведь акцент в приказе делался на захват не принадлежащих Финляндии территорий.
Приказы маршала Маннергейма эмоциональны и стилистически отточены. Их целью было поддерживать высокий дух как в войсках, так и среди населения. Приказ “Меч в ножны” активно использовался средствами пропаганды, он был отдан в обстановке, когда армия Великой Германии считалась непобедимой, а предстоящая война ожидалась короткой и победоносной. Этот приказ можно рассматривать как жест, обращенный в будущее. Его можно толковать по-разному, но никакое объяснение не оправдает очевидную ошибку. Ясно только, что идея захвата Карелии наверняка была обсуждена с высшим руководством Финляндии на основе памятки Яакколы. Высказывание Маннергейма почти для всех явилось неожиданностью, хотя в некоторых кругах были готовы к захвату Восточной Карелии. Значительная часть солдат была морально подготовлена к возврату утраченных по Московскому договору территорий.
В различных источниках много упоминаний о том, что этот приказ послужил причиной разногласий между президентом и главнокомандующим. Президент слишком поздно прочитал приказ, и уже не было возможности отменить его публикацию. Этот приказ ослаблял позицию президента по сравнению с позицией командующего. Сдержанное отношение Рюти к приказу и рожденному приказом оживлению понятно. Тем более что в сущности он отвечал сокровенным замыслам президента, и запрет его означал бы обострение отношений между правительством и главнокомандующим. Военный кабинет считал возможным присоединение Олонии и Беломорской Карелии к Финляндии в самое ближайшее время, и категорический запрет вызвал бы недоумение.
Приказ Маннергейма в тот же день был передан немецким войскам. В нем подчеркивалось единство цели финнов и немцев.
“В этот исторический для мира момент немецкие и финские солдаты — как и в освободительную войну 1918 года — грудью стоят против большевизма и Советского Союза. Борьба немецких братьев по оружию рядом с нашими солдатами-освободителями на Севере еще больше укрепит давнее и прочное боевое братство, поможет уничтожить угрозу большевизма и гарантирует светлое будущее...”
Изложенная, в приказе маршала линия действий развивалась офицерами армии. Командир 30-го пехотного полка в день перехода “старой” границы отдал приказ, в котором говорится:
“С торжественным настроением мы переходим государственную границу. Ступая на старую финскую территорию страны Калевалы, которая была нам недоступна долгие столетия, мы в сражениях несем нашему народу, всем его последующим поколениям светлое будущее. На нашу долю легло исполнить великое пожелание финского народа. На это решились самые отважные...
Нанесем же последний сильный удар во имя устойчивого мира для всего нашего народа и во имя счастливого будущего родственных финнам народов на древней карельской земле!”
...В Олонце 10 сентября 1941 года оркестр исполнил марш Пори в честь взятия города. А затем ветеран карельских походов генерал Пааво Талвела произнес столь же патетическую речь...
Наступление финнов продолжалось частично по южной стороне Свири, а также по побережью Онеги, Масельги, Ругозера, вплоть до Ухты. Во взаимодействии с немцами наступление шло на восток от Кестеньги. Предупреждения Англии и Соединенных Штатов об опасности дальнейшего продвижения не волновали высшее военное руководство Финляндии, и наступление продолжалось до Дня независимости, до декабря 1941 года, на что Англия ответила объявлением войны. После прекращения наступления финнов советские войска начали контрнаступление под Москвой, где Германия потерпела стратегическое поражение на переломе 1941 и 1942 годов.
Финская армия захватила значительную часть Восточной Карелии, но не такую, о какой мечтали наиболее отчаянные головы. На Севере Карелии наступление финнов было остановлено уже на начальной стадии. Действия немцев на Севере не дали ожидаемых результатов. Финнам стало ясно, что немцы на Севере воевать не способны.
К концу 1941 года войска устали, но никто не мог сказать, когда война закончится.

Образование оккупационных властей

Финляндией 31 мая 1924 года был принят 4-й договор Гаагской мирной конференции о способах и законах ведения военных действий на суше. Договор касался условий управления, которые должна была соблюдать на оккупированной территории захватившая сторона, и защиты прав мирного населения. Руководящие указания по этим вопросам были опубликованы в военно-полевом наставлении Генерального штаба финской армии, и содержание его было известно как в войсках, так и в службах безопасности. Советским Союзом договоры Гаагской конференции не были ратифицированы, и финны часто ссылались на это, оправдывая свои противоправные действия.
Организация управления на территории Восточной Карелии оказалась делом сложным, все надо было начинать с нуля. Профессор Вели Мерикоски, бывший чиновником оккупационных властей, писал, что финны не просто соблюдали условия Гаагского договора по отношению к населению оккупированной Карелии в полной мере, но делали для населения значительно больше, нежели обязывает этот документ.
Книга Мерикоски была опубликована в 1944 году почти как защитительная речь. На ее основе отражена деятельность оккупационных властей в официальной истории Финской войны, в части 6. (Позднее мы сможем убедиться, как финские оккупанты “в полной мере” исполняли обязанности оккупировавшей стороны и как они относились к населению.) Для оккупационных властей Восточной Карелии была разработана специальная памятка.
Прежде чем оккупационные власти приступили к исполнению своих обязанностей, управление территорией взяли на себя военные. Таким образом, нужды армии определяли способы управления, что часто вело к экспроприации в пользу армии. Военные власти первым делом наладили обеспечение продовольствием местных жителей прямо с военных складов. Большинство русскоязычного населения, согласно изданному приказу, загнали в концлагеря, а в деревнях назначили старостами вызывавших наибольшее доверие людей. Использовали мирное население на разных работах без оплаты труда.
Штаб военного управления к июлю 1941 года подготовил инструкцию о принципах работы на оккупированной территории. Надо было добиваться доверия жителей, внушать, что они станут гражданами Финляндии и что у Финляндии вполне честные намерения улучшить жизнь людей на местах. Согласно этим указаниям, в задачи военного управления входила чистка местного населения от чужеродных элементов. Среди жителей надо было пробудить активное желание присоединиться к Финляндии. Это должны были заметить в других странах и прежде всего в Германии. Кроме того, надо было показать, что Финляндия готова и способна управлять этой территорией.
Программа исходила из того, что Восточная Карелия окончательно остается за Финляндией. Чистка населения от инородных элементов вполне определенно указывала на запланированный расизм. Военное управление стало развернутым институтом власти. У командующего военным управлением были отделы, руководимые начальником штаба, — комендантский, административный, хозяйственный, административно-хозяйственный, разведки, просвещения и здравоохранения. В дополнение к этим отделам были и самостоятельно работающие отделы: социальный, интендантский, почтовый и финансовый.
В подчинении у штаба военного управления находились территориальные штабы, которых поначалу было три; Беломорской Карелии, Масельгский и Олонецкий. Территории делились на районы, которыми руководили районные управления со своими штабами. Границы районов были определены по старому административному делению. В штабе военного управления значительная часть сотрудников была из членов АКС, во всяком случае, в момент организации по меньшей мере половина руководящих работников штаба были из упомянутого Академического Карельского Общества. Вероятно, предполагалось, что они лучше других знали Восточную Карелию и были создателями идеи Великой Финляндии. Возможно, что они изъявили также желание организовать будущее правительство Восточной Карелии.
При подборе кадров в оккупационную администрацию предпочтение отдавали профессиональной подготовке и деловитости, а не воинскому званию. Районными управляющими назначали людей, аттестованных для работы в административном управлении. В центры по работе с населением определяли иногда местных специалистов, которые действовали как финские полицейские констебли. Ранее упомянутые старосты были связующими между районными штабами и полицейскими констеблями, а также местным населением.
27 июля 1941 года Главнокомандующий назначил двенадцать бывших беженцев из Восточной Карелии в Совет при командующем военным управлением. Созданием этого Совета хотели показать, что в военном управлении слышат голоса и учитывают пожелания местного населения. Роль Совета оказалась очень незначительной, поскольку члены Совета были чужды коммунистической Карелии. Они были эмигрантами и для жителей Карелии — кулаками или капиталистами, изменниками родины, с которыми люди не хотели сотрудничать.
Восточно-Карельское военное управление пережило множество реформ и изменений, причиной которых отчасти было изменение политической обстановки. Оно получило в свое подчинение территорию Карелии только в январе 1942 года, когда уже началась позиционная война. Численность личного состава военного управления на 30 ноября 1941 года была следующая: офицеры и военные чиновники — 437, сержанты — 393, мужчины и юноши — 529, бойцы противовоздушной обороны — 993, лотты и трудообязанные женщины — 541. Всего — 2893 человека. На март 1942 года было уже 4355 человек, из них в противовоздушной обороне — 1900.
В самом начале 1944 гида военно-политическая обстановка подтвердила, что созданный ранее совет при военном командовании оказался недееспособным, и в феврале Маннергейм распустил его, приказав создать на местах представительство из местного населения. Было это сделано для того, чтобы залатать прорехи в военном управлении. Решение оказалось запоздалым, представительство так ни разу и не собралось. Но все же приказ отстранил прежних “кулаков” от влияния на оккупационные власти.

Население оккупированных территорий

По переписи 1939 года до начала второй мировой войны на территории Советской Карелии было свыше 700 000 человек, из которых 63,2 процента русских, 23,2 процента карелов и остальные 13,6 процента прочих национальностей. В городах проживало 32 процента, в сельской местности 68 процентов. По данным историка К. А. Морозова, карелов на территории республики было 160 000. По финским источникам, в Карелии проживало 762 000 человек, из которых родственных финнам было 149 000. Сколько населения было на оккупированной территории, подсчитать трудно, поскольку не все районы были захвачены.
Население оккупированных территорий было значительно меньшим, нежели ожидали финны. По неточным данным в другие области Советского Союза из них было эвакуировано свыше 500 000 человек. Только по воде было эвакуировано примерно 250 000 человек и свыше 250 000 тонн ценных грузов. По Кировской железной дороге было эвакуировано за июнь-ноябрь 1941 года много оборудования промышленных предприятий, большое количество населения. Было вывезено примерно 15000 голов крупного рогатого скота в Архангельскую, Вологодскую области и в Коми. По данным финнов, на оккупированной территории на 21 декабря 1941 года было зарегистрировано 86119 человек, но сведения эти не совсем точные, поскольку часть населения перешла на территорию, контролируемую Красной армией, также нет сведений о том, сколько человек умерло или погибло во время военных действий, в период оккупации или при побегах. Населения, находящегося на свободе, во всяком случае было лишь 67 324 человека, из которых родственных финнам — 35919. Морозов считает, что всего населения было немногим более 85 000 человек. Он ссылается на исследования Антти Лайне. Но пишет, что в это число входило и население Ленинградской области по Свири, оказавшееся на оккупированной территории.
Численность населения менялась, и в начале 1944 года составляла 83 385 человек, из которых признанных родственными было 41 875. Из неродственных в концлагерях и лагерях для перемещенных лиц было примерно 15 000. Изменения в численности объясняются высокой смертностью, а также проверками происхождения. Данные по численности сохранились на таком уровне почти до окончания оккупации.
Русское население составляло большинство, или около 47 процентов, карельского населения было 39 процентов. Это неравенство было “исправлено” за счет заключения значительной части русского населения в лагеря. Политика оккупационных властей была явно расистская, и для людей в начале оккупации имело большое значение, к какой касте их отнесут. Находящиеся на свободе люди подразделялись на национальных и ненациональных, что означало на родственные финнам народы и на русских.
Подразделялись на национальных и ненациональных и новорожденные, и умершие тоже. К примеру, в 1942 и 1943 годах умерло 1413 националов и 1330 ненационалов.
Для разных групп населения в начале войны и до сентября 1943 года были и разные права, в частности, при распределении продовольствия, в заработной плате, свободе передвижения, здравоохранении. На одном кастовом полюсе были привилегированные финны, на другом — заключенные в лагеря русские.
Существовала довольно сложная система разделения населения по оплате труда. Были две основные категории оплаты: для финнов и для местного населения, которое также делилось на две разные группы: национальные и ненациональные. Каждая из этих групп по оплате труда делилась на мужчин, женщин и детей. Дальнейшее разделение происходило еще почти на двадцать разных по оплате труда категорий. Скрупулезность, с которой оккупационные власти относились к расовым вопросам, вызывает удивление. В отдельных случаях делали даже расовые обследования. Жителей Заонежья, Шуньгского полуострова подвергли обследованию на предмет их принадлежности к родственным финнам народам. Майор медицинской службы, профессор антропологии Нийло Песонен осенью 1942 года провел с помощниками антропологические исследования среди местного населения в ряде деревень. Всего было обследовано 105 мужчин и 386 женщин. В письме от 21 ноября 1942 года он писал:
“В результате изучения расовых признаков обследуемого населения мы пришли к выводу, что налицо те же расовые признаки, что и у населения коренной Финляндии. Субъективный взгляд на обследованных людей оставляет впечатление сходства с финнами. Правда, среди них встречались люди и с чужими расовыми признаками, но, как мы убедились, они не относились к местному населению и были переселены сюда из других мест”.
После такого обоснования профессор Песонен считал вполне естественным и справедливым “присоединить” этих людей к Великой Финляндии.
Военный чиновник, магистр философии Рейно Пелтола в сентябре-октябре 1942 года изучал происхождение русского населения Заонежья и сделал отчет о результатах исследования, но не пришел к определенным выводам. Он установил некоторое сходство между жителями Заонежья и родственными финнам, однако высказался за проведение дополнительных исследований. Не причисляли их к родственным финнам и в штабе военного управления.
Все же результатам исследования Нийло Песонена, по всей видимости, придали значение, поскольку начальник штаба военного управления 21 февраля 1943 года телеграфировал в генеральный штаб следующее:
“На оккупированной территории Восточной Карелии на 1.1.1943 было карелов 32198, вепсов 7036, прочих родственных финнам 1220, заонежских и кондопожских карелов 20542, или родственных финнам вместе 60996, русских 21330 и прочих национальностей 2450. Всего 83785. К тому же в Финляндии в плену находятся 1031 восточный карел и 200 вепсов, из которых освободили...”
Телеграмма, вероятно, должна была представить данные о большей численности родственного финнам населения по сравнению с русскими.
Русское население Заонежья, несмотря на якобы утешительные результаты наблюдений, было верным Советскому Союзу, и оккупанты не теряли бдительности. Жителей Заонежья тысячами ссылали в концлагеря.
Еще до начала вторжения Маннергейм издал приказ, на основании которого русское население следовало заключить в концлагеря. Приказ этот был в духе времени и издан еще раньше приказа “Меч в ножны”. В документах о правилах и способах ведения войны не упоминается о концентрационных лагерях, но в параграфе 46 говорится, что необходимо уважать честь семьи и ее права. Действия финнов далеко не всегда соответствовали международным правилам. Однако все было покрыто мраком неведения, как это часто бывает на оккупированных территориях.
Профессор Вели Мерикоски, стараясь оправдать действия финских военных, написал после войны, что примерно 6000 человек русских вывезли с прежнего места жительства и поселили в других деревнях, примерно 15000 поместили в отдельные лагеря для перемещенных лиц, остальная часть населения осталась жить в своих домах.
Дело обстояло совсем не так. Термин “лагеря для перемещенных лиц” появился только поздней осенью 1943 года. Он вошел в употребление для придания видимости гуманности, цивилизованности оккупационной политики, и только после того, как решительно ухудшилось военное положение. Если переселение в деревни было относительно мягкой мерой наказания, то лагеря для перемещенных лиц по условиям содержания в них людей были такими же, как и концентрационные лагеря.
С выходом финских войск в начале сентября 1941 года к Свири, оттуда в четыре концлагеря эвакуировали примерно 3400 русских. С верховьев Свири ожидалось прибытие еще примерно 6000 русских, для которых приготовили концлагерь в южной части Петрозаводска.
В организованных финнами концлагерях на ноябрь 1941 года было 11166 человек. Они постоянно пополнялись, к концу 1941 года в концлагерях было уже 20005 русских или прочих, неродственных финнам, более или менее, здоровых людей. На начало 1943 года в концлагерях было 15420 “ненационалов”. Больше всего людей в концлагерях было в марте 1942 года — 23984, в подавляющем большинстве — русских.
В 1942 году численность в концлагерях заметно уменьшилась из-за большой смертности, кроме того, часть освободили или отправили в трудовые лагеря. Численность заключенных в концлагерях доходила до 27 процентов от всего населения, находящегося в оккупации. С точки зрения международной практики, это большой процент.
Советский исследователь Морозов уверяет, что в концлагерях погибла треть всего оккупированного населения. Сведения эти неточны, и они не подтверждаются финскими исследованиями. С другой стороны, во время моей беседы с ним Морозов представил очень серьезные доказательства относительно потерь в Восточной Карелии (к ним вернемся позже), которые не позволяют так просто отмахнуться от них. Но несмотря на все приведенные русскими обоснования, нельзя сказать, что финны виновны в таких больших массовых уничтожениях. (О лагерях мы поговорим позже, в главе о концлагерях и лагерях для перемещенных лиц.)
Численность населения, оставшегося в оккупации, а также заключенного в концлагеря, могла быть значительно меньшей, если бы финские подразделения не вторглись столь неожиданно и быстро по Свири и в Заонежье, население которого не было эвакуировано из-за ошибок в расчетах, которые признает Г. Н. Куприянов. Финны хотели, чтобы на захваченной ими территории осталось как можно больше трудоспособного населения, привлекая которое, можно было эффективнее использовать Восточную Карелию.
Правда, следует заметить, что советское военное командование и Коммунистическая партия призвали в армию военнообязанных и добровольцев, а также сумели эвакуировать промышленные предприятия вместе с оборудованием и работающими на них людьми. Из оставшегося взрослого населения большинство были женщины.

Перемещения местного населения

На основании многих документов, касающихся регистрации населения, видно, что во время оккупации финны постоянно перебрасывали население из одного места в другое; в концлагеря, оттуда в трудовые лагеря или в другие населенные пункты и снова в концлагеря. Перемещения объясняли военной необходимостью, стремлением улучшить условия жизни местного населения, или же национальными интересами — то есть, если быть точными, — расистской политикой. Переселяли жителей и для того, чтобы укрепить дисциплину и обеспечить их работой.
Первые перемещения были сделаны после захвата территорий на Свири, когда часть русского населения была отправлена в концлагерь Усланга, часть — в район Петрозаводска. Под переселение попало около 10000 человек. Чтобы сделать Паданы национальным селением, оттуда осенью 1941 года всех русских переселили в Святнаволоцкий концлагерь. Это перемещение было сделано по распоряжению Главного штаба, и его, как и многие другие, тоже объясняли военной необходимостью, но едва ли была надобность заключать людей в концлагерь.
В начале 1942 года население Заонежья сократилось примерно на 3360 Человек. Это означало, что именно такое количество людей было заключено в концлагеря, в основном в петрозаводский. Массовое переселение жителей из Заонежья в начале 1942 года было вызвано небеспочвенными опасениями, что местное население может давать Красной армии информацию о финнах.
Из Прионежья продолжали вывозить население вплоть до марта 1944 года, в основном в концлагеря, частично в другие населенные пункты. В то же время в Заонежье перемещали какую-то часть национального населения. В начале 1943 года 1730 человек было переселено в Кондопожский район. Штаб военного управления 11-мая 1943 года издал приказ, согласно которому следовало переселить еще 1900 человек: в Кондопожский район — 600, в Прионежье — 250, в Пряжинский район — 200 человек, в Видлицу — 50 и в петрозаводские концлагеря — 800 человек. Приказ был в точности исполнен. С начала 1942 г. по начало 1944 г. примерно 8300 русских было выселено из родных домов. Помещаемым в концлагеря приказано было даже скот оставить в Заонежье.
Перемещения были в компетенции штаба военного управления, число перемещаемых определялось его приказами. По отчетам штаба военного управления из Петрозаводска в сентябре 1943 года в лесные поселки переселили более 250 семей. Переселенцы должны были быть пригодными к работе в лесу, и их регистрировали в отдельных списках. Следует заметить, что гуманной чертой этих переселений было то, что семьи не разъединяли.
В Вилге лагерь закрыли, находившихся там заключенных вернули в прежние лагеря, а на их место из петрозаводских концлагерей доставили 80 освобожденных семей, которые должны были выполнять работы в лесу. Перемещаемые, которых набралось 361 человек, заносились в список “ненациональных” Прионежского района. Такой точности добивались при перемещениях лиц любой национальности, несмотря на многочисленные перемещения, следили за этим строго. Чиновники военного управления должны были знать, кто какой национальности, кто в трудовом лагере, в концлагере, кто освободился.
У историков Советской Карелии своя трактовка этих перемещений. Историк А. А. Шпак пишет, что, боясь партизанских и подпольных организаций, захватчики переселяли русское население в концлагеря, а на их место присылали из Финляндии кулаков и бандитов, а также сбежавших во время гражданской войны эмигрантов. Шпак в определенной степени права — штаб военного управления и в самом деле переселял русское население из прифронтовых деревень, опасаясь, что оно будет помогать партизанам и разведке. Что же касается кулаков и бандитов — их не было. Шпак пишет, что жителей почти всех сельских советов Прионежья, за исключением двух, согнали в концлагеря Петрозаводска, а большую часть переселили в Олонецкий, Шелтозерский и Сегозерский районы. Здесь приходится согласиться с нею.
Документ № 199 свидетельствует, что в начале войны большинство жителей Заонежья и Прионежья были эвакуированы в концлагеря, а остальных вывезли в Великую Губу в район Фоймогубы и Космозера, и только жители Липовиц остались на месте под надзором полиции. В этом документе даются не совсем точные сведения, но перемещений в самом деле было очень много, и жители Прионежья находились под более пристальным присмотром.
Перемещение населения в такой мере не было целесообразно ни с какой точки зрения. На большей части оно обеспечивало потребности финнов в рабочей силе. Едва ли при этом думали о правах человека и его безопасности. В этом исследовании невозможно рассказать о всех моментах переселения, это потребовало бы отдельной работы. В отчете штаба военного управления отмечено: “...большое количество одиноких людей и семей переселено из лагерей для перемещенных лиц в разные местности и возвращено назад в концлагеря”. Совет при коменданте военного управления, который никак не обвинишь в излишней мягкотелости, признал совершаемые военным управлением перемещения нецелесообразными, но сделал это только в январе 1944 года.
Находящиеся на свободе местные жители, в особенности русские, выехать из населенного пункта могли только в исключительных случаях. У всех отобрали советские документы, взамен выдали финские удостоверения. Каждого занесли в свой кастовый список. Передвижение из населенного пункта в другой разрешалось по особому пропуску, у русских он был красным, а у финнов — синим.
Назначенные финнами старосты следили за соблюдением правил передвижения. У них было право запрещать жителям уходить из своей деревни в другую. Старосты обязаны были также следить за населением деревни, передавать распоряжение властей, содействовать властям в поддержании порядка.
По мнению советских людей, старосты были предателями, так оно нередко и было в самом деле. Шпак пишет, что финны подбирали на эту должность людей подкупленных. Как, к примеру, в Шелтозерском районе в деревне Житноручей старостой назначили предателя, дезертира и хулигана Смолина. Однако не все старосты оправдывали доверие финнов. Таким в том же Шелтозерском районе в деревне Горнее Шелтозеро был староста Д. Тучин. Он, по крайней мере с 1943 года, являлся членом подпольной организации, но сумел настолько умело законспирироваться, что даже получил орден от финнов.
Оккупанты далеко не всегда соблюдали международные законы, но следует принять во внимание, что захватчики на оккупированных ими территориях везде одинаковы, и то, что советские люди к финнам были настроены непримиримо, потому что те воевали против их страны на стороне Германии. Исследователи Восточной Карелии расценивают поведение немцев и финнов на оккупированной территории примерно одинаково. В организации концлагерей и расовой политике сразу были отчетливо видны “немецкие” черты. Самое большое перемещение родственных финнам народов было произведено летом 1943 года, то есть относительно поздно. Это произошло на территории, захваченной не финнами, а немцами. Но перемещение это было сделано по инициативе финнов. Тогда из Ленинградской области переселили в Финляндию 63000 ин-германландцев. В связи с эвакуацией в Ингерманландии устанавливали щиты со следующим текстом:
“Ингерманландцы! Ваш переезд в Финляндию осуществляется исключительно добровольно. Финляндия принимает только тех ингерманландцев, которые добровольно хотят переехать в Финляндию. Переселенческая комиссия Финляндии”.
Переселение произвели немцы, и далеко не всегда это осуществлялось добровольно. Людям иногда давалось лишь несколько часов на сбор вещей. “Нас насильно вывозили из Ингерманландии в Финляндию, нас запихивали в телятники и запирали наглухо двери, так что в вагонах долгое время царила мертвая тишина”, — свидетельствовали эвакуированные. Судя по всему, немцы осуществили переселение ингерманландцев, не обращая внимания на то, было ли переселение добровольным или насильственным. Переселение ингерманландцев имело своей дальней целью переправить их впоследствии в Восточную Карелию. Таким образом можно было бы избавиться от русских, заключенных в концентрационные лагеря. Их тогда переселили бы на захваченные немцами новые территории. Но от этих замыслов пришлось отказаться ввиду ухудшения военно-политической обстановки, делать перемещений уже не хотели, они бы явно указывали на намерения Финляндии присоединить Восточную Карелию.
Переселение родственных финнам народов нашло свое отражение также в обмене пленными с немцами. Финны приняли от немцев 2181 родственного финнам военнопленного и передали немцам 2661 русского пленного. Нет сведений о том, по какому принципу и с какой целью передали военнопленных Германии. Финляндия же намеревалась полученных ею пленных после определенной подготовки отправить в качестве рабочей силы в присоединенную к Финляндии Восточную Карелию. Так думали финские руководители еще летом 1943 года, намереваясь осуществить идею Великой Финляндии, хотя война уже явно шла к своему непоправимому концу.

Распределение продуктов питания

Во время оккупации органы военного управления руководили обеспечением продуктами питания находящегося на свободе, а также заключенного в концлагеря населения. Для обеспечения продуктами “свободного” населения предприятия Туко, Кеско, СОК и ОТК организовали в августе 1941 года в Восточной Карелии монопольное объединение АО “Вако”, руководителем которого на протяжении всего времени существования был магистр торговли лейтенант Аарне Коскело. Главнокомандующий выдал АО “Вако” разрешение на работу и определил в правление двух офицеров представлять интересы штаба военного управления в Восточной Карелии. АО платило 5 процентов с оборота и подчинялось в части контроля над ценами штабу военного управления.
С точки зрения предпринимательства, АО действовало энергично. Первый магазин был открыт 18 сентября 1941 года в Видлицах. К концу года было уже 65 торговых точек, из которых 47 — магазины. К началу 1944 года объединение имело 94 магазина (в том числе три книжных), 54 пункта питания и отдыха, а также прочие предприятия: пекарни, мясопункты, цеха освежающих напитков, мельницы и т. д. В АО “Вако” работало 460 человек финнов и 770 человек местного населения, из которых 297 были русские.
Наряду с продажей товаров, объединение закупало у местного населения ветошь, шкуры, пушнину, ягоды, грибы, рыбу и дичь. Кроме шкур, чуть ли не все закупаемые товары реализовывались на оккупированной территории.
Ситуация с продовольствием в Восточной Карелии была очень сложной.
Комендант военного управления в конце августа 1941 года издал приказ, согласно которому определенные к раздаче в Финляндии продукты выдавались также и в Восточной Карелии — при меньших нормах выдачи.
Первые нормы были такими: финнам и карелам выдавали на день 300 граммов муки и 400 граммов сахара в месяц. На основании расистского разделения русским, или “ненациональным”, давали в день только по 200 граммов муки и 250 граммов сахара в месяц. Вне зависимости от национальности работающие получали в день добавку по 150 граммов хлеба. В октябре 1941 года карелам выдали по 500 граммов сахара, а русским до 300 граммов.
В отчете штаба военного управления к концу 1941 года отмечалось: “Обеспечение Восточной Карелии в достаточной мере разносторонним питанием ложится тяжелым бременем на обеспечение продуктами питания своего населения в Финляндии. Выдаваемые по карточкам нормы очень малы, если еще учесть, что у многих кроме этого нет никакой иной возможности добыть продукты”. Заметим, что в это время в Финляндии и в Карелии были еще не самые трудные времена и что положение с хлебом на оккупированной территории осложнялось тем, что в период военных действий армия использовала зерно для корма лошадям.
В декабре 1941 года карелы получили по 7,7 кг муки, по килограмму сахара, 150 граммов маргарина и 15 килограммов картофеля в месяц, а также на 15 марок мяса в ноябре-декабре. Русские получили по тем же нормам, за исключением хлеба. Было выдано по 6 кг муки в месяц. Работающие из этих групп получили дополнительно по 4,5 килограмма муки и по 350 граммов маргарина в месяц.
В первые месяцы 1942 года нормы выдачи продуктов оставались прежними, за исключением картофеля. Его сократили до 10 килограммов в месяц, но и эту норму не могли обеспечить. Чай не выдавали вообще, молоко — только больным, детям и кормящим матерям. Лето и весна 1942 года были особенно сложными. В апреле всем группам выдали только по 165 граммов хлебных продуктов в день, что означало настоящий голод. Картофель не выдавали совсем, а мясные пайки были ничтожно малыми. Неработающие русские мяса не получали.
В первый год войны люди неродственных финнам народов, в основном русские, были в значительно худшем положении. Этот вопрос многие финские исследователи обходили, хотя именно неравенством объяснялось многое в отношении к оккупантам. Такое разделение жителей Советской Карелии на различные группы увеличивало неприязнь и ненависть к финнам.
Сеппо Симонен, рассказывая о работе АО “Вако”, утверждает, что в августе 1941 года нормы выдачи продуктов для гражданского населения были тщательно выверены:
400 граммов ржаной муки, 40 граммов сахара, 10 граммов соли в день, а также три коробки спичек на десять дней. Эти нормы больше, нежели указанные в документах военного управления. Следует заметить, что Симонен вообще не упоминает о нормах выдачи продуктов для русских. Мери-коски утверждает, что количество и качество выдаваемых продуктов были те же, что и в Финляндии, и равны для людей всех национальностей. В самом конце войны было именно так, но важно знать, как обстояло дело тогда, когда были готовы бороться за Великую Финляндию и, в сущности, хотели избавиться от русского населения.
Советские исследователи серьезно заинтересовались тем, как военное командование обеспечивало население продуктами питания. В распространенных в Прионежье русских листовках говорилось, что “оккупанты отобрали у вас свободу и хлеб и заставляли вас работать как рабов за двести граммов овсянки”. Бывший политический деятель Финляндии, впоследствии один из руководителей Советского Союза О. В. Куусинен пишет:
“Были десятки случаев, когда обессиленных от голода советских людей избивали за то, что они пытались выкопать из своего огорода картофель для пропитания”.
Морозов приводит совершенно невероятные цифры, что из колхозного зерна 80 процентов увозили в Финляндию, а колхозникам оставляли лишь по 6-7 килограммов зерна на душу в месяц. По моим сведениям, в Финляндию зерно не отвозили вовсе, финны забирали колхозное зерно лишь затем, чтобы потом разделить его среди населения. Утверждения Морозова основаны на том, что военные подразделения брали у местного населения фураж и картофель, выдавая расписки или обходясь без этого. Осенью 1941 года финские солдаты кормили лошадей колхозным зерном и ели отобранную у населения картошку. Конечно, это наносило моральный урон финской армии. Что поделаешь, психология захватчиков такова, что все на оккупированной территории они считают принадлежащим им.
Летом 1942 года на совещании отдела управления отметили:
“Отношение к личной собственности, в частности в Олонецком районе, было довольно неоднозначным. У населения отбирали домашний скот под расписку или без нее, обещая, что возместят позднее. В Генеральный штаб сейчас поступило много заявлений с просьбой о компенсации. В Заонежье было обещано возместить или вернуть корову тем, кто по спискам местного управителя проходит как карел, но не рюссям. Трофейные команды отобрали у местного населения нательное и постельное белье, лишив его права собственности даже на это”.
Исследования подтверждают, что далеко не все было в пределах правил еще летом 1942 года. Правда, часть жалоб оказалась необоснованной.
В октябре-декабре 1942 года карелы и русские получили одинаковые нормы зерновых продуктов, которые колебались в зависимости от возраста и трудоспособности человека от 4,5 до 15 килограммов в месяц. К примеру, на легких работах получали по 7,5 килограмма в месяц. Расовое разделение осенью 1942 года было еще сильным. Карелы получили в сентябре по 750 граммов сахара, в октябре-ноябре — 500 граммов, а русские соответственно 500 и 250 граммов. Жиров карелы получали с конца года по 300-400 граммов в месяц, а русские на 100 граммов меньше.
В дополнение к основным продуктам питания карелам каждый второй месяц выдавали по 250 граммов эрзац-кофе, 250 граммов гороха, 500 граммов мармелада, а также каждый третий месяц 125 граммов мыла и ежемесячно по восемь пачек табаку. Русские получали лишь табак.
Урожай 1942 года в Восточной Карелии был достаточно высоким, и положение с продовольствием улучшилось. Зерна собрали свыше 11 миллионов килограммов, или в три раза больше, чем в предыдущем году. Зерна запасли по 15 килограммов на взрослого и по 7,5 кг на ребенка в месяц, картошки для обеих групп — по 25 килограммов. Согласно данным Лайне, самая большая норма выдачи мяса в Финляндии была 1,9 кг. Финны и карелы в Восточной Карелии получали по килограмму, русские по 0,6 кг в месяц. Отнесенные к низшим группам русские в трудное время не получали мяса вовсе.
По подсчетам финнов, осенью 1942 года самый бедный рацион карелов составлял 1615 калорий, у русских — 1440 калорий. В верхних группах соответственно — 2315 и 2020 калорий. Но далеко не всегда обеспечение продуктами обстояло столь благополучно. В 1942 году карелы получали сахару по 1,0-0,5 кг, русские по 1-0,25 кг в месяц. Жиров и того меньше. Так что цифры калорийности были чисто теоретическими. Особенно страдали от голода зимой и летом 1942 года. И не только в Восточной Карелии, но и на фронте.
Автор этих строк летом 1942 года был в Петрозаводске, видел и испытал настоящий голод и его последствия. Если мы, финны, страдали от голода, то местное население страдало еще в большей степени. Хлеб тогда был в большей цене, чем деньги.

Рабочая сила и оплата труда

Постоянной проблемой военного управления, наряду с нехваткой продовольствия, была нехватка рабочей силы, трудоспособного населения. Целью оккупационных властей было заставить трудиться всех трудоспособных от 16 до 60 лет. На работу привлекались и 14-15 летние, причем без учета тяжести труда, что, конечно, не отвечало каким-либо законам. Заработная плата в самом начале была страшно низкая и не обеспечивала элементарных потребностей гражданского населения. Финнам и приравненным к ним карелам платили по финляндским нормам, свободное русское население за ту же работу получало половину, а заключенным в лагерях не платили вовсе. В декабре 1941 года Главнокомандующий установил для заключенных в концлагерях оплату для мужчин 9 и для женщин 7 марок в день. Эта зарплата, даже если ее сравнить с низкой зарплатой в Карелии, была чисто символической.
Взрослое население делили на три группы. К группе А относились те, кому было разрешено работать вне своего поселения. К группе В — те, кто мог работать лишь по месту жительства. К группе С — непригодные к труду.
В 1942 году 40 процентов находившегося вне лагерей населения было привлечено к труду. Если учесть, что детей моложе 16 лет было 47 процентов от всего населения, а стариков свыше 60 лет — 10 процентов, то это свидетельствует об очень интенсивном использовании рабочей силы.
Заметим, что из всех трудоспособных две трети были женщины и дети от 14 до 16 лет. Детский труд использовался также и на тяжелых работах. В документах военного управления постоянно говорится о нехватке рабочей силы на лесозаготовках. К концу 1941 года на лесозаготовках было:
финнов — 48, находившихся на свободе мужчин — 581, женщин — 615, детей — 94, стариков — 1563, заключенных из концлагерей — 194. Всего 3095 человек. Штаб военного управления всеми силами стремился увеличить численность работающих в лесу. В конце марта 1942 года в лесу работали уже 5821 человек, из них — 1972 — женщины и 182 — дети. Женщины считались в лесу лучшей рабочей силой, нежели мужчины. Женщины Советской Карелии отличались терпением и трудолюбием. По сведениям штаба, производительность труда местного населения была намного ниже, чем у финнов. Этому не следует удивляться, поскольку захватчики использовали на работе истощенных детей и стариков, а у заключенных не было никакого желания работать на врага.
Были организованы специальные трудовые лагеря, в которые свозились люди, пригодные для лесных работ, из поселений и из концлагерей. Привлекались также трудоспособные финны и даже солдаты и военнопленные.
Нужны были люди и на дорожных работах, строительстве и ремонте, в сфере обслуживания, на восстановление Онежского завода. На ремонте дорог и мостов использовалась также финская рабочая сила, трудообязанные, резервисты и добровольцы из молодежи. Оплата труда была самая различная, так как тарифы определялись в зависимости от национальности. Заключенным концлагеря платили чисто символически. По распоряжению штаба военного управления в июле 1943 года местное население разделили еще на две группы. К примеру, плотники-карелы получали 7-10 марок в час, русские — 4,9-7,0 марок, женщины на разных работах, соответственно, 3,50-6,00 и 2,50-4,00 марки. Часовая оплата могла меняться в большую или меньшую сторону, это использовалось для повышения материальной заинтересованности.
В связи с изменением военно-политической обстановки военное управление поспешило утвердить расценки вне зависимости от национальности работающих. Почасовая оплата женщин была также увеличена, и минимальная поднята до 4 марок.
Зарплата финских рабочих, работающих на оккупированной территории, была заметно выше, чем у местного населения. Так, на строительстве почасовая оплата финского рабочего была 13,30-14,90, на металлообработке — 17,70-20,00, у каменщика — 13,30-16,70. У женщин почасовая оплата была 8,50-10,80. Финская женщина получала такую же зарплату, как высокооплачиваемый специалист в Карелии.
Профессор Мерикоски оправдывает неравенство тем, что профессиональный уровень финских рабочих был выше, а социальные издержки в Финляндии больше, что на оккупированной территории не платили таких налогов, как в Финляндии.
Неловко, но приходится сознавать, что оплата местного населения выросла не по инициативе финнов, а под давлением извне. Комендант военного управления вынужден был в течение двух месяцев дважды издавать распоряжения по оплате труда.
Битва под Курском и события в Италии волной докатывались до Петрозаводска. Зарплату на оккупированной территории сделали равной с зарплатой в Финляндии. Но это еще раз подтверждает, что до осени 1943 г. финны придерживались принципов расистского неравенства.

Сельское и лесное хозяйство

Военному управлению Восточной Карелии постоянно приходилось заниматься обеспечением населения продовольствием, и потому главной своей задачей оно считало развитие сельского хозяйства. Необходима была новая организация ведения хозяйства. В Карелии собственность на землю была государственная и колхозная, а финны ранее объявили, что они пришли сюда, чтобы освободить народ от большевистского ига и в том числе и от колхозов. Комендант военного управления еще в самом начале стратегического наступления 14 августа 1941 года разослал инструкцию в действующую армию, согласно которой одной из первых задач была замена колхозной собственности на землю частной. Затем последовал указ о праве собственности для населения Карелии. Но в указе речь шла только о карелах. Введение указа в жизнь началось после завершения наступления, в некоторых случаях даже и раньше.
Урожай в Карелии в 1941 году был таким:
рожь — 2 480 000 кг, ячмень — 450 150 кг, пшеница — 397 300 кг. Всего зерновых 3 337 450 кг.
Эти цифры подвергались сомнению. Штаб военного управления осенью 1941 года заявил, что зерновых было примерно на один миллион килограммов меньше и что значительная часть урожая ушла на нужды армии, особенно картофель, овес и сено. В последний день ноября 1941 года Штаб военного управления с тревогой сообщил, что в результате изъятия зерна у населения поголовье скота в Олонецкой и Беломорской Карелии катастрофически сокращается.
Точных сведений о численности скота на оккупированной территории нет, поскольку, как это подтверждают источники, много скота прирезали наступающие части, и так и осталось невыясненным, сколько его изъяли у местного населения. Приведем данные списка, сделанного штабом на конец 1941 года. Было: 6742 лошади, 7231 корова, 1300 нетелей, 2300 свиней и примерно 4000 овец. В следующем году, за исключением свиней, поголовье скота практически не изменилось.
Для осуществления передачи земли в частную собственность Маннергейм 29 января 1942 года издал приказ, по которому в Карелии могли дать землю в аренду живущим или жившим там карелам, родственным финнам по национальности людям, а также жителям Финляндии, которые были способны ее обрабатывать. Такого права русские были лишены.
На основании приказа Главнокомандующего приступили к разделу земли. Посевные площади были распределены так, что у военного управления оказалось 24 323 гектара, у действующих военных подразделений — 11 734 и у частных земледельцев — 7563 гектара. Всего 43620 гектаров. Цифры говорят о том, что из военного управления получился крупный землевладелец. Оно забрало себе более половины всех колхозных земель.
Урожай 1942 года составил 11 543 721 кг зерновых, в том числе ржи 5 769 678 кг. Он имел большое значение для местного населения, о чем мы говорили ранее. Но называются и другие цифры. Вероятно, это исходит из того, что часть урожая военное управление передало действующей армии. Раздача земель в частное пользование продолжалась, поскольку опыт их использования оказался положительным. К концу оккупации в частном пользовании было уже 12 722 гектара обрабатываемых земель и прочих земель было примерно 17 800 гектаров.
Финские исследователи оценивают ведение сельского хозяйства во время оккупации как положительное явление. Оценка советских исследователей иная. Морозов, в частности, утверждает:
“Одной из главных целей оккупантов был грабеж Советской Карелии. Землю, леса и все предприятия объявили государственной Собственностью Финляндии. Сельхозмашины, недвижимость, скот и прочую другую колхозную собственность объявили военной добычей, а в колхозах стали работать военнопленные и ставшие подневольными местные жители”.
Секретарь ЦК Компартии Карелии в годы войны, генерал-майор Г. Н. Куприянов высказывается намного резче историка Морозова. Он утверждает, что комендант военного управления полковник Котилайнен в своем приказе велел сельхозтехнику, колхозное имущество, инвентарь и прочую колхозную собственность считать военной добычей, которая подлежала сдаче на сборные пункты.
В 1941 году население было обязано сдать военному управлению скот, движимое имущество, а также армии 40 процентов коров. Осенью 1943 и весной 1944 гг. военное управление продало населению ранее изъятых у них коров и лошадей. При переселении жителей из Прионежья в петрозаводские концлагеря домашний скот у них отобрали и забили на мясо, весь — вплоть до куриц, а движимость увезли в сторону Медвежьегорска.
Высказывания советских исследователей довольно резки, но в них много правды. Колхозная собственность досталась военному управлению, а домашний скот стали возвращать в возмещение убытков владельцам арендуемых участков раньше, чем об этом говорит Морозов. Таким же образом военное управление отнеслось и к сельскохозяйственной технике и колхозному инвентарю. В какой мере резали скот для армии — неизвестно и едва ли прояснится когда-либо, но 40 процентов коров армия не получила, военное управление забрало значительную часть домашнего скота себе.
Количество домашнего скота на оккупированной территории к концу 1942 г. было следующим:
военное управлениенаселениевсего
Лошадей471318246537
Коров296560449009
Овец130032694569
Свиней12012911492

Отсюда видно, что у военного управления была значительная часть скота, отобранного у населения. С другой стороны, военное управление за полтора года передало много коров владельцам арендованных участков.
Рыболовство было для карелов традиционным промыслом, и финны во время оккупации стремились возродить этот промысел. Все рыбопромысловые снасти и принадлежности финны отнесли к категории военной добычи. В первом списке реквизированного имущества было много наименований, как-то: 3812 сетей, 773 мережи, 175 неводов и 628 лодок. К концу 1941 года список этот пополнился.
Штаб военного управления создал специальную рыболовную организацию, которая находилась в его подчинении и под его пристальным надзором. Штаб выдавал снасти местным рыболовам, забирая за это треть улова. Рыбаки не имели права продавать улов, он подлежал сдаче на рыбоприемные пункты. Правила вылова рыбы были жестокими, но они разрешали отлов рыбы для своих нужд в водоемах близ поселения.
В 1942 году на рыбоприемные пункты было сдано 535621 килограмм рыбы. Из этого количества продали непосредственно потребителям 147 000 килограммов, передали АО “Вако” 200 300, рыбакам 116 000, армии 40 000 и военному управлению примерно 32 400 килограммов. Местное население получило наибольшую часть от вылова на приемных пунктах или же через магазины “Вако”. Для целого года улов кажется небольшим, но рыба была заметной добавкой к рациону.
О добыче охотников практически ничего не говорится в финских источниках. Леса в Карелии на основании закона принадлежали государству. По мнению профессора Мерикоски, в таком случае у военного управления было бы право использовать лес и все находящееся в нем не только для непосредственных военных целей, а и осуществлять заготовку древесины, чтобы на вырученные деньги оплачивать расходы на управление, поскольку значительная часть административных расходов легла на государство. Военное управление из-за нехватки рабочей силы использовало лесные ресурсы совсем в небольших размерах.
Законы о ведении войны на суше разрешают стране-завоевателю арендное использование лесов при условии, что она будет сохранять их ценность и ухаживать за ними на основании правил аренды.
У Мерикоски в его исследовании есть раздел объемом в страницу о ведении лесного хозяйства военным управлением. В 6 томе книги “Финская война” этому посвящено пять строк, которые касаются “заботы” об оставленных лесопромышленных предприятиях.
Каких-либо сведений об использовании карельского леса финнами нет, поскольку действующие военные подразделения не вели учета. Из документов штаба военного управления все же видно, что использованию лесов отводилась центральная роль.
Уже осенью 1941 года штаб дал указание об использовании лесов. Сразу же были перечислены участки вырубки и произведена инвентаризация заготовленного леса. Доставшийся в качестве военной добычи лес был очень нужным. Полностью эту добычу учесть невозможно, поскольку пришедшие в Карелию войска использовали заготовленную древесину и материалы без жалости и учета. На основании сведений штаба военного управления в качестве военной добычи на конец 1941 года леса было взято:
Бревен - 2 022 565 шт.
Шпал - 124460 шт.
Балансов - 282 830 куб. м
Сульфатной древесины - 85 450 куб. м
Дров - 408 670 куб. м.

Позднее появились несколько отличающиеся от этих данные. Разных бревен 2 862 500 шт., 1 060 000 куб. м штабелеванного леса. Несмотря на эти несоответствия, можно сказать, что в руки финнов попало много заготовленного леса.
Военное управление на протяжении всей оккупации пыталось в меру своих возможностей использовать карельские леса. Главным препятствием было отсутствие рабочей силы, и штаб военного управления старался восполнить этот недостаток, хотя и не всегда успешно. За годы оккупации было вырублено указанное в таблице количество.
1941194219431944
Бревна164291828173891180000шт.
Дрова42745753441637842216000куб. м
Шпалы2348732123641-куб. м
Балансы-1955313677-куб. м
Древ. Уголь-450694293372210 000куб. м

Эти сведения взяты из различных источников. Объемы рубок были наверняка больше. К тому же производились и другие материалы, как, к примеру, свыше 600 000 кг смолы, примерно 135 000 кг скипидара, а также 1 555 000 гектолитров автомобильного и кузнечного угля.
Упомянутые выше данные не отражают всех рубок, так как лес брали для своих нужд действующие части, а также подразделения, которые рубили лес и для Финляндии. Объемы их неизвестны, но, судя по всему, они были значительными. К примеру, в Финляндии и Карелии осенью 1942 года вырубили 1 242 190 кубометров дров. Сюда входит древесина, вырубленная на во-енных субботниках в Карелии. За это время только военные вырубили примерно 60 000 кубометров дров. В 1943 году армия также проводила заготовку древесины, однако размеры ее неизвестны.
Войска использовали большое количество древесины для строительства так называемых домов для братьев по оружию. В 1942 году было построено 883 бревенчатых сруба и отправлено в Северную Финляндию 60 домов. Количество построенных в 1943 году таких домов неизвестно, но о масштабах строительства говорит то, что на оккупированной территории работали отдельные домостроительные заводы.
Помимо вырубок, военное управление продавало лес на корню финским предпринимателям. Такими предприятиями были, в частности, АО “Питкяранта”, АО “Торасьёэн Саха”, АО “Сайка”, АО “Лаатокан Пуу” и АО “Карпа”. На корню проданный лес исчислился сотнями тысяч стволов.
Военное управление в больших объемах передавало лес с оккупированных территорий вооруженным силам, а также государственным железным дорогам. Оно отправило в Финляндию, в частности, 650 000 различных бревен, свыше 500 000 кубометров дров, свыше 220 000 шпал, более 200 000. кубометров древесины для целлюлозной промышленности, а также меньшими партиями разные другие виды древесины. Помимо продажи леса на корню, военное управление в 1942-1944 гг. передало вооруженным силам, государственным железным дорогам и прочим организациям по меньшей мере 43500 штук и 4 986 556 погонных метров различных бревен, также 952 000 кубометров дров и 290 000 штук шпал.
Из переданной древесины часть использована для нужд населения и восстановления Петрозаводска.
Советские исследования показывают проводимую Финляндией практику использования лесов по-разному. Морозов пишет, что финны сосредоточили силы на интенсивной вывозке леса в Финляндию для строительства военных объектов, что в Финляндии еще до вторжения в Карелию создавали деревообрабатывающие объединения, нацеленные на использование карельских лесов. Он цитирует появившиеся в то время в финской прессе высказывания об использовании карельского леса в целях улучшения экономического положения Финляндии.
Куприянов утверждает, что военное управление за время войны вывезло из Карелии в Финляндию свыше четырех миллионов кубометров древесины и продукции переработки древесины.
Доводы Куприянова едва ли можно опровергнуть, если принять во внимание произведенные сплошные рубки и соответствующие им поставки в Финляндию. К тому же надо учесть, что в Финляндию было отправлено также много ценной древесины, к примеру, лыжный кряж, самолетная древесина и красная сосна. Финны в Восточной Карелии использовали древесины явно больше, нежели указывает Куприянов. Другой вопрос, сколько же именно древесины было вывезено в Финляндию.

Промышленность и военная добыча

Деятельность военного управления в области промышленности на оккупированной территории не получила заметного развития. Частично это происходило оттого, что оборудование промышленных предприятий было эвакуировано или уничтожено, как было приказано Сталиным. К тому же была острая нехватка рабочей силы, людей едва хватало на ведение сельского хозяйства, для работы в лесу, на строительстве и в сфере обслуживания. Промышленные предприятия с трудом успевали справляться с повседневными задачами.
В ведении Олонецкого окружного штаба военного управления в 1942 году были Томицкий, Кондопожский и Соломенский кирпичные заводы, Кондопожский карьер, Кондопожские целлюлозный и бумажный заводы, а также карьеры в Петрозаводске, Шокше, Руоппаоя и в Каллиаллинен. В распоряжении штаба округа находились лесозавод в Виелиярви и Петрозаводская слюдяная фабрика. На всех этих предприятиях велись лишь поддерживающие работы. Соломенская электростанция начала работать только осенью 1942 года. В то же время начал давать продукцию кирпичный завод в Софпороге. Из произведенного этим заводом армии было отдано 883 000 кирпича.
Древесину перерабатывали в 1942 году на 22 обжиговых участках, 12 смолокуренных заводах, а также на восьми предприятиях, заготовляющих живичный материал. Особенно важное значение имело производство газогенераторного угля для машин. В 1942 году его было произведено примерно 53000 гектолитров. За то же время смолы было произведено 95 000 кг, кузнечного угля 28 900 гектолитров и живицы 51 225 кг, которая была продана АО “Пихкатуоте”. В Северной Карелии в 1942 году также работало шесть лесопилок. В Видлице работали сушилка и завод столярных изделий.
В 1943 году по приказу Главного штаба из карьеров г. Петрозаводска, Шокши и Руоппаоя большую часть оборудования и инструмента отправили в Финляндию. Вероятно, в Финляндии надеялись использовать его эффективней, чем в Карелии.
В те же годы Соломенский и Видлицкий лесозаводы поставили 6465 стандартов пиломатериалов. Видлицкий завод изготавливал двери, окна, лодки и сани.
Производство смолы продолжили в 1943-1944 гг. на двенадцати заводах, которые произвели 553 000 кг. Живицы в 1943 году произвели примерно 137 000, газогенераторного угля 669 975 и кузнечного угля 62 214 гектолитров. Весь произведенный продукт был поставлен непосредственно потребителям.
Заводы были малопроизводительны и использовали в основном лесоматериалы. К ним присоединились и армейские подразделения с передвижными пилорамами и заводами по производству домов. Наряду с использованием древесины, добывали смолу, живицу, скипидар и деготь, которые военное управление поставляло по назначению. Воинские подразделения пиломатериалы использовали для обустройства окопов, оборонительных сооружений и ремонта жилья.
Как уже ранее упоминалось, военное управление большое внимание уделяло учету захваченной в качестве военной добычи древесины, ее сбору и отправке в Финляндию. Также начали активный сбор других материалов, являвшихся военной добычей. Группы по сбору от военного управления трудились производительно. Они собирали все то, что не было собрано действующими подразделениями в качестве военных трофеев.
Надо отметить, что в качестве военной добычи забирали книги из библиотек. Их отправили в Финляндию около миллиона томов, на макулатуру — 124 000 томов. В этом отношении финны нарушили параграфы 55 и 56 закона о ведении войны. Уничтожение книг не поддается разумному объяснению, так же как действия Военного управления, когда оно забрало книги из библиотеки Петрозаводского университета в свое пользование, а часть их отправило в Финляндию.



Часть 1 2 3 4 5


наверх
купить ключ стим