ОКРЕСТНОСТИ ПЕТЕРБУРГА. Валаам: от апостола Андрея до игумена Иннокентия.

"НЕВ ВМ ВПЬЮ"

Выдающийся советский историк А. А. Зимин шутил, что историком его сделал Александр Дюма, а источниковедом — Конан-Дойл

Александр I во время своего пребывания на Валааме интересовался древностями монастыря. Но в распоряжении монахов были в основном только легенды. Царю, находившемуся в религиозном возбуждении, этого было достаточно, чтобы представить Сергия и Германа как святых. Синод, выполнивший волю императора и канонизировавший валаамских чудотворцев, счел, что чудес валаамских старцев достаточно (чудеса являлись важнейшим основанием для канонизации). Но главенство монастыря прекрасно понимало, что легенд и преданий, а также чудес, запись которых была начата лет семьдесят назад, недостаточно для престижа обители — Святые Сергий и Герман даже не имели своего "Жития".
Обостренный интерес общественности к российской истории, развитие исторических знаний, ставили монастырь перед необходимостью искать сведения о родной обители из достоверных источников.
Надо сказать, что история как наука в конце XVIII — начале (первых десятилетиях) XIX века получила немалое развитие. Историки использовали достижения археографии и документировали историю России изрядным множеством материала. Широко велось выявление древних рукописей и в провинциальных архивах. Их обследовали сотрудники графа Н. П. Румянцева, крупного организатора археографической работы, объединившего вокруг себя значительные силы профессионалов и любителей. В этих поисках принимал участие известный археограф, церковный философ и писатель (будущий митрополит) Евгений Болховитинов. Он известен, в частности, тем, что проделал большую подготовительную работу для написания "Истории российской иерархии", вышедшей из-под пера Амвросия (Орнатского) в 1807 — 1815 гг. и ставшей значительным достижением церковной и светской историографии. Болховитинов и Амвросий имели доступ к каким-то источникам по истории Валаамского монастыря, не дошедших до наших дней. На основании одного из таких источников, датирующих появление Германа на Валааме 1393 годом, Амвросий утверждал, что Валаамский монастырь был основан не ранее XIV века.
Время основания монастыря в то время значилось и в других документальных источниках, ставших достоянием исследователей. Они давали настолько разноречивые сведения, что вопрос о времени и дате основания монастыря становился принципиальным.
Так, изданная среди первых "Российская летопись по Софийскому списку" (1795 год) содержала следующую запись о Валааме: "В лето 6671 (1162/63 годы)... мощи достойных отцов наших Сергия и Германа обретены и перенесены сюда в правление новгородского архиепископа Иоанна".
Сотрудники графа Румянцева внесли еще одну лепту в решение спорного вопроса. Они нашли в Новгороде в библиотеке Софийского собора рукопись, в которой содержится указание на основание монастыря старцем Сергием в 1329 году: "...В лето 6837 (1328/29 гг.) нача жити на острове на Валамском во езере Ладоском старец Сергий".
Но при том, что источниковый материал накапливался, историческая наука не внесла ясности о времени основания Валаамского монастыря и его основателях Сергий и Германе. И все же крайне скудный, но притягательный материал, разбросанный по разным коллекциям, привлекал внимание археографов и историков, а вместе с ними рос и общественный интерес к валаамским древностям. Дальнейшая работа над изысканиями валаамских древностей обещала многие открытия для исторической науки. По всей видимости в обществе сформировалось уже представление о значительной роли Валаамского монастыря в истории северо-западной порубежной области России. Похоже, с таким представлением прибыл на Валаам и Александр I. И неожиданное превращение Сергия и Германа в общерусских святых в значительной степени объясняется этими взглядами. Монастырь, еще в 60—70-х годах прошлого века находившийся "за штатом" и на грани исчезновения, становился "российской святыней".
В середине 20-х годов XIX века на Валаам прибыл сотрудник графа Румянцева —языковед, фольклорист и этнограф А. М. Шегрен. Имея рекомендательное письмо графа к руководству монастыря, Шегрен посетил обитель, чтобы решить весьма важный для археографии вопрос. Не древности Валаама привлекали внимание Шегрена, а сосланный сюда известный китаевед Н. Я. Бичурин. Шегрен вел с Н. Я. Бичуриным переговоры о приобретении собранных им в Китае старинных документов и издании его трудов. Научная общественность была заинтересована в монахе Бичурине — отце Иакинфе, оказавшемся в опале церковного главенства. Благодаря поддержке влиятельных лиц Бичурин вскоре после визита Шегрена был вызволен из ссылки и переведен в Петербург, где смог заняться научной работой.
Ценные древние рукописи далекой восточной страны, которые находились в стенах древней северной обители, не обладавшей подобным материалом о своем прошлом — согласимся, любопытный штрих к портрету Валаама. В истории археографии Валаам остался скорее как место ссылки Н. Я. Бичурина, чем как объект внимания археографов. Впрочем, в то время как на Валааме занимался разработкой проблем китаеведения отец Иакинф, образы древнего Валаама, наверняка, вызревали в голове другого, впоследствии не менее "знаменитого" археографа-любителя, отставного офицера, владельца одной из самых крупных в России частных коллекций древних рукописей и документов, а также крупнейшего фальсификатора рукописных памятников — Аркадия Ивановича Сулакадзева.
Появление А. И. Сулакадзева на Валааме, как считает профессор Л. Я. Резников в своей книге "Валаам раскрывает тайны", было вызвано мечтой валаамских игуменов о каком-либо древнем документе, удостоверявшем древность Валаамского монастыря. Сулакадзев объявил, что в его коллекции имеется некая наидревнейшая рукопись о Валааме. Игумен Иннокентий пригласил Сулакадзева на Валаам и предоставил ему в 1827 году возможность работать в монастырской библиотеке над составлением истории острова и монастыря с использованием этого своего "наидревнейшего" документа...
...Своеобразный итог работы Сулакадзева подвел в 1889 году известный книговед и палеограф, знаток древностей, член-корреспондент Петербургской АН профессор Илья Александрович Шляпкин. В журнале "Библиограф" он рассказал, как ознакомился с "трудом" Сулакадзева во время изучения рукописной коллекции Валаамского монастыря. Его сообщение особенно интересно потому, что в дальнейшем рукопись Сулакадзева была утрачена. Как считает профессор Л. Я. Резников, она компрометировала монастырь в глазах просвещенной публики, мнение которой монахам было, естественно, небезразлично.
И. А. Шляпкин писал:
"Любопытна еще новая рукопись..., доставившая нам неожиданное развлечение, но раньше сделаем маленькое к ней введение,— готовил читателя к сенсационному сообщению ученый. — Просматривая книгу "Валаамский монастырь" СПб 1864, я обратил внимание на многие, странные, чтоб не сказать более, сведения о начале Валаамского монастыря в Х в.: упоминается рукопись Оповедь по изложению г. Сулакадзева, гласящая о крещении в Х в. преподобным Сергием некоего Мунга... который впоследствии поставил над могилой преподобного каменный крест, воздвигнутый еще святым апостолом Андреем Первозванным. ...Рукопись под заглавием "Опыт древней и новой истории Валаамского монастыря" разрешила мои сомнения... Сулакадзев... знаменитый в свое время подделыватель древностей, особенно рукописных, "Хлестаков археологии", имел непостижимую дерзость выдумывать непостижимый вздор, которому быть может он и сам верил, и под именем "летописи" подносил его доверчивым бытописателям монастыря, конечно, горячо дорожившим всякую крупицею сведений о родной обители, о существовании которой за XI—XIV век имеются весьма скудные знания. И вот Сулакадзев с изумительною и в то же время забавною дерзостию и равным невежеством выдумывал новые и переиначивал старые предания, ссылаясь на всевозможные фантастические памятники".
Итак, "наидревнейшая" рукопись о Валааме, которой похвалялся перед игуменом Иннокентием Сулакадзев, называлась "Оповедь" и, как справедливо заключил И. А. Шляпкин, являлась подделкой, плодом фантазии набившего на этом деле руку Аркадия Ивановича.
Сам игумен Иннокентий, по-видимому, не был склонен доверять утверждениям Сулакадзева. По крайней мере идеи Сулакадзева с древней истории Валаама не нашли отражения в рукописной книге об истории Валаамского монастыря, создававшейся в это же время под руководством Иннокентия или его непосредственного приемника Ионафана. Но в дальнейшем рукопись Сулакадзева ("выдуманные новые и переиначенные старые предания") ввела в заблуждение валаамских монахов и представителей исторической науки и значительно повлияла на формирование самой исторической традиции Валаамского монастыря.
В то время, когда И. А. Шляпкин возмущался и одновременно веселился на страницах журнала "Библиограф", уже готовился материал к очередному тому авторитетнейшего справочника, энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона (этот том был выпущен в 1893 году), в котором была помещена статья "Герман — основатель Валаамского монастыря". Вот что говорится в ней об основателях монастыря: "Местные предания называют Сергия одним из учеников апостола Андрея, который... прибыл на озеро Ладогу, где благословил пустынный Валаамский остров каменным крестом. К этому прибавляют, что после ухода апостола, Сергий поселился на острове и крестил там множество язычников, в числе которых был некто Мунг, впоследствии преподобный Герман". Т. е. выдумка Сулакадзева считалась уже МЕСТНЫМ ПРЕДАНИЕМ! Уже кто-то додумался связать сулакадзевского Мунга со святым Германом! И этот образ Германа сохранился в современной православной церкви Финляндии, члены которой считают Германа карелом...
Да, наделал дел "своей непостижимой дерзостью" веселый человек Аркадий Иванович Сулакадзев, не забывший, кстати, по окончании своей работы над чудо-рукописью за заслуги перед обителью внести свое имя для поминания в древний синодик Валаамского монастыря.
Столь привлекательно-непривлекательная фигура Сулакадзева заставляет вдуматься в смысл его "дерзости". И оказывается, что трактовка Сулакадзевым сподвижника святого Сергия Мунга имеет глубокую историческую сущность. Образ Мунга, благодарного последователя Сергия, твердо держащегося апостольского креста, был, вероятно, навеян представлениями Сулакадзева об историческом пути православного карельского народа, каким он виделся просвещенному гражданину России в 20-е годы XIX века. Понятно, почему признанный авторитет по истории и культуре Карелии финский профессор X. Киркинен не отвергает такую трактовку образа Германа как полнейшую бессмыслицу. Оказывается, наконец, что культ новгородского монаха Сергия и "карела" Германа олицетворяет собой историко-культурное единение русского и карельского народов.
Кроме того, воображение Сулакадзева имело, как кажется, некоторую культурную подоснову. Думается, имя Мунг было взято не "с потолка", а из шведского или финского языка — "мунг" по-шведски означает "монах", то же, что и финское слово "мункки".
Или вот сулакадзевский сюжет о древнерусском Бояне, нашедший место в "Оповеди". И. А. Шляпкин удивлялся тому, что фальсификатор приплел к истории Валаама даже Бояна:
"Говоря о Ладожском озере — Нево, он приводит крючки им самим выдуманные, выдавая их за руны и цитируя совсем серьезную транскрипцию: "НЕВ ВМ ВПЬЮ", т, е. "НЕВО ВАМ ВОСПОЮ". Это имеется в виду намерение Бояна воспеть песнь о Ладожском озере. Утверждая, что Боян пел такую песню, Сулакадзев ссылается на некий документ — "свиток Боянов на пергамене первого века"! (судя по всему Боян пел песнь Андрею Первозванному).
Этот сюжет "Оповеди", действительно, превосходит самые смелые ожидания. Имя Бояна могло стать известным Сулакадзеву по недавней первой публикации "Слова о полку Игореве", но что же подтолкнуло фальсификатора использовать в истории Валаама это громкое имя? Мы предполагаем, что Аркадий Иванович, будучи на архипелаге, узнал о существовании в ряду валаамских островов — острова Баена (иначе его называли и Байоном, и Баенным, и Байонным). И увлек его этот остров своим названием, созвучным мифическому острову славян-язычников; вспомнились народные предания о том, что земля первоначально возникла из воды в виде острова Буяна, на котором живут все буйные, вечно деятельные силы, к которым и доселе обращаются в народных заговорах за помощью. Может быть, поэтому заставил Сулакадзе своего Бояна воспеть нам Нево?
Обратим внимание также на то, что впоследствии руничиские письмена монахи на острове "нашли", а одна из российских энциклопедий в начале XX века сообщила читателям о том, что находятся они в северо-восточной части острова Валаам, выбитые на камнях берега.
Проведенное нами обследование береговой линии северо-восточной части острова Валаам показало, что за рунические письмена бессознательно принимались или сознательно выдавались трещины, выбоины и особые формы камней, образовавшиеся в результате выветривания и вымывания волнами наиболее рыхлых участков прибрежных камней. В разных местах таким образом встречаются весьма похожие на рукотворные — знаки и "рисунки" зверей, рыб и даже личины человека. Монахи же, которые, якобы, находили письмена и рисунки других обитателей островов, тщательно приглядывались к природному окружению монастыря и, вследствие развитого воображения, могли принимать созданное природой за рукотворную деятельность людей.
Еще одна легенда, родившаяся в голове Сулакадзева — это посещение Валаама Андреем Первозванным. В качестве собственно монастырского предания она широко приводится в популярной литературе и современными авторами. Сулакадзев поступил просто — взял да поправил "Повесть временных лет", так сказать, дополнив основной текст, в лучших традициях переписчиков летописей, своими вставками. Путь Андрея по маршруту Днепр — Волхов — Ладожское озеро — Нева он продолжил до Валаама. Апостол, таким образом, дал крюк всего верст в 200. Монастырь широко использовал эту легенду для подтверждения своей древности и укрепления авторитета в христианском мире. Многочисленным почитателям Валаамского монастыря хотелось в нее верить — не мог, дескать, апостол не завернуть на Валаам.
Андрей Первозванный, по Сулакадзеву, был не единственным далеким заморским гостем Валаама. Здесь, оказывается, укрывались изгнанники римского императора Каракаллы. Созрел ли этот плод воображения в призрачном свете известного финского предания, которое гласило, что во времена Римской империи на побережье Финляндии обосновалась колония древних римлян? Нацеленный в своей деятельности на исторические сенсации, Сулакадзев мог быть знаком с этим преданием. Или, может быть, прообразом к созданию этого исторического анекдота послужило предание о древнейшем новгородском монастыре — Антониевом? Этот монастырь был основан в начале XI века преподобным Авраамием Римлянином, выдворенного из Рима в период гонения на православие и спасавшегося 40 лет в своем Новгородском монастыре. Впрочем, что можно сказать определенного о историческом, так сказать, подсознании автора "Оповеди"?
Сулакадзев и сам, видимо, использовал монастырские предания и представления монахов о древнем Валааме. Так, пещерное житие первых насельников Валаама было явно навеяно "пещерой" валаамских чудотворцев на острове Святом.
Фальшивки Сулакадзева были продуктом исторической культуры современного ему общества. Историческая наука делала тогда лишь первые шаги. Воображение, субъективное восприятие компенсировали отсутствие исторических источников и памятников прошлого. Созданные фантазией Сулакадзева, хотя и не лишенные некоторой культурной подосновы, призраки основателей и первых насельников Валаама, маячившие на линии воображаемого исторического горизонта, конечно, не могли удовлетворить руководителей монастыря. Но монахи и публика ожидали новых открытий, и Аркадий Иванович Сулакадзев "открыл" им свой Валаам.
В Валаамском монастыре в XIX веке имелось еще одно предание, являвшееся составной частью Валаамской исторической традиции. Книжки, издаваемые монастырем, излагали его следующим образом: мощи Сергия и Германа были обретены на Валааме в глубокой древности, но четырежды вывозились монахами с Валаама в Новгород в связи с опасностью шведского нападения — так валаамцы спасали свои реликвии. В третий раз мощи вывозились в 1050 году, затем были вновь возвращены на Валаам. В четвертый и последний раз они были вывезены в 1164 году и возвращены "по имновению опасности" в 1180 году. С этого времени они покоятся на Валааме.
Что касается первых трех раз, то, кажется, эту версию со ссылкой на "наидревнейшие" рукописи подбросил монахам Сулакадзев. А вот версия о четвертом путешествии мощей в Новгород и обратно принадлежит не ему.
В 1798 году в монастыре были написаны два живописных полотна, на которых были запечатлены перенос мощей Сергия и Гармана из Валаама в Новгород в 1164 году и из Новгорода на Валаам в 1180 году. Таким образом, в монастыре был создан художественный образ этого легендарного события. Легендарного постольку, поскольку документальные источники ничего не сообщают об этом событии. Имя художника осталось неизвестным, но ясно, что вдохновили его на создание этого образа либо Назарий либо Иннокентий. Причем, признавая приоритет Иннокентия во всем, что касается культа Сергия и Германа, следует именно его признать наиболее вероятным вдохновителем написания этих картин.
Любопытно отметить также то, что за три года до написания картин была издана "Российская летопись по Софийскому списку" (1795), которая не могла пройти мимо таких просвещенных церковников как Назарий и Иннокентий. Эта летопись содержала следующее известие: "В лето 6671 (1162/63)... мощи достойных отцов наших Сергия и Германа обретены и перенесены сюда в правление новгородского архиепископа Иоанна". Иначе говоря, монастырь получил документальную информацию о времени обретения мощей Сергия и Германа.
Валаамские издания, излагая предание о перенесении мощей Сергия и Германа, прибавляли к нему следующую легенду. Когда судно, доставившее мощи Сергия и Германа из Новгорода на Валаам, вошло в бухту Валаама, оно, якобы пристало к небольшой скале, куда были выгружены святые останки, а затем они были подняты на гору, где и упрятаны "под спудом". На месте захоронения, сообщают книжки, вырос сам монастырь, а на скале, к которой пристало судно, стоит сейчас Покровская часовня.
Покровская часовня была построена в 1820-х годах — в период, когда монастырем руководил Иннокентий или его преемник Ионафан. В 1823 году Иннокентий, будучи в весьма преклонном возрасте, оставил настоятельскую должность. Но никак нельзя сказать, что он отошел от руководства монастырем. Александр I, кстати, именовал Иннокентия и Ионафана "обоими игуменами". Наиболее вероятным строителем часовни являлся Иннокентий но, наверняка, Ионафан также принимал в этом участие.
Попробуем разобраться в том, какое символическое содержание вкладывали строители часовни в этот памятник, отмечавший "знаменитое" место.
Установление праздника Покрова Божьей матери связано с событиями 1164 года. Тогда суздальский князь Андрей Боголюбский, одержавший значительную победу над волжскими болгарами, приписал свою победу чудесной помощи иконы Богоматери, принесенной суздальцами на поле битвы. В честь ее был установлен праздник Покрова Богоматери. Праздник быстро завоевал популярность на Руси, а икона Богоматери Покрова стала считаться покровительствующей защитникам русской земли. В Русских летописях сообщение об установлении праздника в 1164 году дополнялось еще одним радостным известием для русских. В этом же году новгородцы отбили нападение шведов, вторгнувшихся на Ладожское озеро и в Новгородские земли.
Иннокентий, вне всякого сомнения, неоднократно задумывавшийся и пытавшийся разобраться во всех перипетиях основания Валаамского монастыря, хорошо знал политическую обстановку второй половины XII века, на фоне которой происходило обретение мощей (по сообщению летописи по Софийскому списку). Еще в 1155 году шведы-крестоносцы совершили свой первый поход в Финляндию, огнем и мечом обращая финнов в католическую веру. С этого времени на протяжении многих столетий интересы католической Швеции и православного Новгорода сталкивались в соперничестве за свое влияние в Финляндии и Карелии. И, по всей видимости, Иннокентий подстраивал историю Валаамского монастыря к событиям в Новгородской земле в 1164 году.
Иннокентий, построивший Покровскую часовню как символ чудесного покровительства Русской земли, очевидно не случайно выбрал этот символ. Следуя логике летописных известий и сообразуясь с историческим фоном второй половины XII века, год 1164 мог быть выделен как важная веха в истории самого монастыря. Действительно, в 1162 году состоялось обретение мощей, но нападение шведов на Новгород в 1164 году создало угрозу Валаамскому монастырю — с этим временем некое валаамское предание связывает перенесение мощей в Новгород, вызванное угрозой шведского нашествия. Наконец, "по миновению опасности" в 1180 году мощи были возвращены на Валаам.
Таким образом, в узком смысле Покровскую часовню можно считать памятником событиям 1164 года, когда валаамские реликвии были счастливо спасены от иноверного врага, а в широком — памятником обретению мощей и образованию Валаамского монастыря. Выбор места для строительства часовни тоже не был случаен. Она отмечала легендарную скалу, к которой из Новгорода были доставлены мощи Сергия и Германа в 1180 году.
От стен монастыря к Покровской часовне ведет тропинка, круто спускающаяся вниз. Сейчас она называется "древней дорогой водоносов" — она действительно использовалась для этой цели в XVIII веке. На тропе, на скальном выступе, преемник Иннокентия Ионафан вырубил православный восьмиконечный крест и надпись "Высечен сей памятный знак в 1829 году при игумене Йонафане". Назначение этого "памятного знака" можно понять лишь в совокупности с Покровской часовней и "древней дорогой водоносов". Вспомним легенду. Святые останки Сергия и Германа выгружают с судна на скалу — в честь этого события строится Покровская часовня. Затем мощи поднимают наверх — этот путь станет "древней дорогой водоносов". Наконец, мощи прячут в скалу, на которой поднимается монастырь. Восьмиконечный крест, освещавший святость горы, куда были упрятаны мощи, и являлся "памятным знаком" этому событию.
Но откуда все же взялась эта легенда, будто со слов свидетеля-очевидца, описывающая все происходящее в XII веке? Не покидает ощущение, что почерк создателя легенды нам уже знаком. Кажется, сам строитель часовни, увидевший во сне (как это было при строительстве церкви во имя Сергия и Германа) или наяву древнее судно, подплывающее к скале, увидевший, как выгружают святые останки и затем поднимают на гору, вырубают глубокую могилу и прячут их "под спудом", увидевший, как на этой горе вырастают стены древнего монастыря, — и создал легенду — предание на основании своего видения. Трудно отдать авторство кому-либо кроме игумена Иннокентия.
Но как же так, ведь есть и другой остров, претендующий на место, где был основан монастырь? Это островок, названный Ефремом "Старый Валаам", где "сохранилась" даже пещера — якобы первая монастырская постройка времен Сергия и Германа. Получается, что Ефрем, как весьма вероятный создатель самой пещеры, имел другое, отличное от Иннокентия, представление о начале Валаамской обители. Иначе говоря, версии о месте строительства обители двух замечательных валаамских игуменов разошлись.
Иннокентию (или его ближайшим преемникам) не оставалось ничего другого, кроме как "выселить" Сергия и Германа, и переселить в оказавшийся "пустующим" памятник другого замечательного валаамского подвижника прошлого, святого Александра Свирского. К началу 40-х годов XIX века "пещера" была твердо закреплена за Александром.
В заключение хотелось бы еще раз подчеркнуть очевидную роль игумена Иннокентия в формировании исторической традиции Валаамского монастыря.
В ее основе находится рукопись "Валаамских бесед" и ряд летописных известий. Но, безусловно, именно Иннокентию, интерпретирующему эти сообщения и дополнившему их своими собственными умозрительными заключениями и воображаемыми событиями, принадлежит заслуга ее наиболее полного по тому времени оформления. В том числе и в письменном виде — мы имеем в виду рукописную книгу Флегонта Звонарева "Краткое описание Валаамского общежительного монастыря как о древности оного так и о новейших достопамятностях собрано из различных печатных летописцев и древних рукописей, хранящихся в монастыре, какия именно достопамятности", созданную в 1827 году. Кто как не Иннокентий руководил написанием этой книги?
В ней, в частности, говорится, что Сергий и Герман оба родом были из Греции. Такое представление об основателях монастыря перекликается и с составленной при Иннокентии церковной службой в честь вновь канонизированных общерусских святых. Там сказано, что пустыннолюбивые иноки пришли на Валаам "от восточных стран". И лишь впоследствии благодаря господину Сулакадзеву, как уже было отмечено, Германа стали представлять как карела.
Взгляды и соображения Иннокентия о многократном перенесении мощей Сергия и Германа на Валаам из Новгорода и обратно, его представление о валаамских чудотворцах как "просветителях Карелии", выбравших Валаам опорным пунктом своей деятельности, отнесение Валаамского монастыря к числу наиболее древних обителей на Руси (как следует из "Краткого описания...", старше самой Киево-Печерской лавры), — все это стало составной частью Валаамской исторической традиции.
При Иннокентии в историю Валаама были вписаны имена Авраамия Ростовского, Арсения Коневецкого, Савватия Соловецкого и других знаменитых святых — сведения из их житий также были интерпретированы в "Кратком описании...". В дальнейшем они послужили основанием для отыскания на Валааме мест, связанных с их пребыванием. Последующие игумены, продолжавшие дело Ефрема и Иннокентия, в этих местностях в честь преподобных, приносящих монастырю авторитет, ставили часовни, церкви, поклонные кресты и скиты, давали безымянным островам архипелага их имена.
Роль Иннокентия в восстановлении былого авторитета монастыря и превращения его в подлинный центр православной культуры приладожской Карелии была заглавной.
Иннокентий не имел возможности, да, очевидно, и не стремился осуществить критику источников, дававших ему материал для размышлений. Он пытался отыскать свидетельства глубокой древности монастыря на Валааме — "удревняя" историю родной обители, игумен радел за укрепление ее авторитета среди православных России. Стремясь понять намерения и деяния Иннокентия (о них, понятно, мог бы рассказать лишь сам Иннокентий) и оценивая их, мы не руководствовались критическими настроениями. Мы изначально стремились лишь понять то "историческое содержание", которое было заложено в памятных сооружениях Иннокентием и другими их создателями.
Появление "пещеры" Сергия и Германа, Покровской часовни, могилы Магнуса, Всехсвятского скита и других памятников было вызвано благородным стремлением их создателей сохранить память об историческом прошлом монастыря и православия в Карелии. Эти сооружения могут по праву считаться историческими памятниками, ибо они создавали хотя и легендарные, но полноценные исторические образы, навеянные взглядами валаамских игуменов, глубоко задумывающихся над историческим прошлым знаменитого "рассадника" православия.
Как во время их создания, так и многие десятилетия спустя эти памятники оказывали большое влияние на историческую культуру общества. Ведь те многие тысячи богомольцев, для которых, кстати, и была построена Покровская часовня, проплывая мимо нее в монастырь, ощущали себя на пути Сергия и Германа и тем самым становились сопричастны истории монастыря, который в свою очередь являлся свидетелем и участником богатой истории Карелии. Исторические образы Валаама, воплощенные в культовых сооружениях, оказывали глубокое влияние на гражданские чувства людей — русских, карелов, финнов, всех тех, кто так или иначе принял непосредственное участие в судьбе монастыря в XIX веке.